» » »

Мищенко Т.А., Белугина О.В., Куркина С.П. Военое время в женском восприятии: период оккупации Брянщины

Исследование специфики восприятия женщинами военного времени проводилось методами опроса и сбора местного краеведческого материала. В статье отражаются образы врага, «хорошего» и «плохого» человека военного времени, запечатлённого в женской памяти. Рассматривается «вневременной» и локальный характер воспоминаний.

Война всегда нарушает жизненный уклад всего населения государства. Однако наиболее тяжелые последствия ведения войны сказываются на жителях тех регионов, которые оказываются ареной боевых действий или оккупируются. Юго-западные районы Брянской области в период Великой Отечественной войны находились под оккупацией войсками нацистской Германии и её союзников.

Оккупированные области РСФСР не имели единой гражданской администрации и унифицированного управления. В городах создавались управы, в сельских районах – комендатуры. Вся полнота власти в районах (волостях) принадлежала соответствующим военным комендантам. В волостях назначались старшины (бургомистры), в деревнях и селах – старосты. Все бывшие советские органы были распущены, общественные организации – запрещены. Порядок в сельских районах обеспечивали полицейские, в крупных населённых пунктах – подразделения СС и охранные части.

Был введён строгий учёт местного населения, которое подлежало регистрации в полиции. Жителям запрещалось без разрешения властей покидать места постоянного проживания.

Обычным наказанием за нарушение распоряжений оккупационных властей и средством устрашения населения служила смертная казнь через повешение – например, за пользование колодцами, которыми пользовались немецкие солдаты, или за нахождение в запретной зоне железной дороги. Снабжение населения продовольствием со стороны оккупационных властей не было, в особенно трудных условиях оказались городские жители. На оккупированных территориях повсеместно были установлены штрафы, телесные наказания, натуральные и денежные налоги, размеры которых большей частью устанавливались оккупационными властями произвольно.

На оккупированной территории в силу ряда причин оставалось большое количество женщин с детьми, а также пожилых нетрудоспособных людей. Специфика восприятия женщинами военного времени, их поведение, переживания, внутренний мир и сам характер исторической памяти могут служить отдельным предметом исследования.

Гендерные практики запоминания и передачи социального опыта изучались харьковской исследовательницей Е.Ф. Ивановой[2, с.213-237], И.В. Реброва изучила устные и письменные свидетельства жительниц Краснодарского края о Великой Отечественной войне[5, с.605-630]. Об основных отличиях мужского и женского образа исторического прошлого в своем методологическом труде «Гендерная теория и историческое знание» написала Н.Л. Пушкарева: «В конечном счёте, исследователи сходятся в том, что память женщин – эмоциональнее и рефлексивнее (иногда со склонностью к морализированию), а мужчин – логичнее, согласованнее, событийнее. …«Пространство» женских нарративов населеннее, оно более насыщено живыми людьми со своими страстями и переживаниями, но они зачастую плохо «поименованы» (просто Сонечки, просто Николаи Петровичи). Пространство мужчин – более номинированное, там больше конкретных имен с фамилиями, да еще со званиями и социальным статусом, но что это за характеры – подчас догадаться нелегко»[3, с.307].

В нашем исследовании мемуаристки – женщины старше 70-ти лет, которые пережили детьми или подростками период оккупации в одном из населенных пунктов Брянской ( п. Климово, п. Забрама, с.Новое Место, г. Стародуб) и Гомельской обл. (с.Усоха Буда, с. Борщовка). Все информантки жили вместе со своей семьей, обязательно матерью, братьями и сестрами, иногда в период оккупации  в семье присутствовал отец. Две женщины имеют высшее образование, одна из них – преподаватель университета, остальные закончили от 2 до 7 классов средней школы.

Как правило, женщины начинали рассказ о войне, вспоминая как в их город или село пришли немцы. О том, что в гитлеровской армии были представители других национальностей, они упоминали гораздо позже. «Немцы вошли тихо-тихо, длинной-длинной колонной машин. С закрытым и открытым верхом. Некоторые как городок: и кухня, и прачечная. Впечатление – никто сразу никого не убивал. Забегали, кур хватали, молоко просили…Немец забрал маленький горшочек – каша. Мы тогда не боялись. Меня удивила жадность, как он съел кашу» (Записано от Бавкуновой М.Г., 1932 г.р., род. в г.Стародуб, проживает в г.Новозыбков).

«Мы ещё не знали, что такое война. Мне было двенадцать годов. Стройте окопы, идёт пешком, быстро. И в августе уступает к нам немец…Сидим усе в окопе, идёт стрельба. Подходит немец и командует: «Алло, алло!...Пан иде?» батька мой не военнообязанный, старый был. Ничего ему не сделали. И в окопе у нас было два мужика молодых. Они не вылезли, их там и пристрелили…вытянули из ямы, похоронили…Женщины вышли с плачем» (Записано от Алешкиной П.Н. 1929 г.р., с.Новое Место Новозыбковского района). «Немцы знаешь что делали? Немцы шли прямо на город. С ими хороший наш человек, умев гамане́тьпо-нямецки А я …кабан был годовик вяликий… осталась дура стяречь. Мужчина тэй: чагой-та ты? Утякай…знаешь что будут делать? Ён их вёв, усё рассказывав и указывав, а тада все равно застрялили» (Записано от Евсеенко М.И., 1920 г.р., с. УсохаБуда Добрушского р-на Гомельской обл.).

Личные переживания ассоциируются с оккупацией через образ врага. Все наши респондентки говорили о страхе. Женщинам и девочкам нужно было опасаться и немцев, и полицаев, и партизан, за связь с которыми могли покарать всю семью: «Полицаи нас, можно сказать, предавали…Племянник с моимбатьком поругались. Сказал, что батька знается с партизанами. В Новозыбкове была управа, Воскресенский был главный над городом. Вызвали…батька взял жменю песку и поклялся: «Песок буду есть,  а партизан не знаю». Поверил глава города. А батька знал…была погребочка, там партизаны ночевали. Приказал: «Не говорите, деточки, что у нас партизаны ночью были». А мы дома плачем…» (Записано от Алешкиной П.Н. 1929 г.р., с.Новое Место Новозыбковского района). «Были полицаи…это ж мы все на немцев, мы ж не видели. Всех боялись, они ж продались» (Записано от Стародубцевой Т.И., 1928 г.р.род. в п.Климово, проживает в г.Новозыбков). Е.П. Гарбузова в своих мемуарах упоминает о власовцах: «Телефона нет, радио нет. Потому мы и не знали, что Власов предал и перешел на сторону врага. Первые непонятные военные пришли в августе сорок третьего: говорят по-русски, одежда похожа на советскую военную. Это оказались власовцы…Они повыгоняли людей, сами расположились в избах, съели крестьянскую живность, если она еще где-то была. С первого взгляда ясно – потерянные были люди. Эти пошли за своим командиром, сам не знали, куда идти, потому пили, дрались»[4, с.28]. О столкновении партизан и полицаев как о бытовом событии повествует жительница с. Чернооково Климовского района Исаченко А.А.«Знаете что, уже и полиция была и партизаны, пять лейтенантов. Яны попали в окруженне. Прибилисяянык папку, во сюда, в йэтый двор. Папок кажа: «Марковна, надо спасать людей. Им надо ход у партизаны. Вот як проводить?» Ну, баба и кажа: «Знаешь что, нихай посидят у маём погребе до вечера, а у вечере ти ты,ти я проводим их на в угол, через речку переправим, а тадыяны у грабчину пойдять». ..Тольки тыя хлопцы у погреб перешли, тут два полицейских у погреб пришли на ночь от партизан хавацца. Баба оглядела и кажа: «Хлопцы, уходите, уходите, у нас семья, мы сами будим у погребни ночевать» (Записано от Исаченко А.А., 1930 г.р., с. Чернооково Климовского района).

В рассказах о бытовых случаях жизни семей в оккупации появляются и другие оценки:«Были немцы и хорошие. Нам шоколадки давали…Однажды с самолетов стреляли, а свинья выскочила, я за ней. Так немец прикрыл меня» (Записано от Стародубцевой Т.И., 1928 г.р.род. в п.Климово, проживает в г.Новозыбков). «Молодой парень пришел к нам, поставил в угол ружье. Нам, чтобы подольше побыть, он нам рассказывал сказки. На улице стоять не хотел, неделю февральских морозов рассказывал нам сказки. Пришла весна, однажды мы в поле пасем коров. Вдруг вижу: два полицая, один с ружьем, другой – с лопатой. Между ними – сказочник. Я знала, там его расстреляли. Мама сказала, но наверное, на наших работал» (Записано от Бавкуновой М.Г., 1932 г.р., род. в г.Стародуб, проживает в г.Новозыбков).«Немцы так ничего не брали… у нас была кухня…на дворе…Всякие были немцы. Кабанов тушили..тушили сало на юшку…так во уже и нам сала…» (Записано от Зубковой П.И., 1927 г.р., род в с.Сушаны, проживает п. Забрама Климовского района).

Все эти устные истории о добрых людях среди врагов отвечают женскому восприятию мира –не делить историю на положительных и отрицательных героев. В данном случае с нашим исследованием перекликается интересный мемуарный текст Татьяны Комковой, помещенный в журнале «Сноб»[1] в литературной обработке. Он содержит историю нескольких женщин одной семьи в оккупированном Бобруйске. Одна из линий повествования – отношения между русской женщиной и немецким офицером, основанные на благодарности, поддержке, видении человека друг в друге.

Отличительной особенностью воспоминаний женщин можно назвать ощущение безвременья. Они с точностью могут вспомнить какое-то отдельное событие, но неохотно помещают его в шкалу общего времени. Так, Пелагея Николаевна Алешкина вспомнила несколько текстов на русском языке, адресованных оккупантами мирному населению, но не смогла вспомнить когда и при каких обстоятельствах их распространяли: «Сушите сухари и пейте чай. Будем сёла бомбить невзначай», «Союз нерушимый республик свободных сплотили навеки голодную Русь, сменил его Сталин на горе народу, он русскую землю всю горем залил» (Записано от Алешкиной П.Н. 1929 г.р., с.Новое Место Новозыбковского района). Возможно, что нежелание локализовать события во времени связаны еще и с военный и послевоенным обыкновением убавлять или прибавлять себе возраст, в зависимости от обстоятельств.

В годы войны многим женщинам приходилось выполнять мужскую работу, несмотря на советскую идеологию равенства, многие виды деятельности в сельской местности и вообще в провинции маркировались как мужские. Для мемуаристок оскорбительным был тот факт, что выполнять эту работу их заставляли враги, наказывая физически: «Я была маленькая, худенькая, а снега какие…Мужики валили лес, а мы ветки вытягивали. Я лезу…одну ветку в снегу…не могу вылезти. А меня по спине плеткой полицай…Да на нас столько свиток было одето…Там же в снегу и спали» (Записано от Стародубцевой Т.И., 1928 г.р.род. в п.Климово, проживает в г.Новозыбков). «Когда немцы вступили…земли разделили по тригектара на едока, коней разделили. Пахали и на собе и на корове. Мужики в лесах хоронилися, когда немцы выступили, их уже не трогали, они домой вернулись. В зимнее время гоняли на снег…расчищать дороги…все это было бесплатно. В двенадцать годов немцы нас уже считали трудоспособными. Кто не пойдет – полицаи плетками били» (Записано от Алешкиной П.Н. 1929 г.р., с.Новое Место Новозыбковского района).

Наибольший эмоциональный накал имеют повествования женщин о времени отступлении врага. Здесь бытовые подробности переплетаются с общечеловеческой трагедией: «А як их назад гнали… Заступали четыре человека: «Запрягай коня…Только надели хомут тому волу..а наши четыре военных…хоп заих и повели. А наши щей дуть, так яна[мать] была рада»

«А мой стары́й[муж пошёл в соседнее село после отступления немцев]дак питав: «Штой-то в вас такое? Ни печи, ничого»…Всё спалили, только четыре дворы остались…а недорослых ловили и на колики садили. А старых полные колодцы понакидывали» (Записано от Евсеенко М.И., 1920 г.р., с. Усоха Буда Добрушского р-на Гомельской обл).

Мария Митрофановна Шеверняева рассказывает очень подробно о дне отступления немцев через деревню Борщовка. Описание строится как рассказ о чудесном спасении всех трех детей, борьбы матери за корову, ранении гранатой брата нашей собеседницы. Так личные переживания связываются с ощущениями войны.

Итак, в женских рассказах война предстает перед нами как событийный ряд трагедий, трудностей, оценок человеческой личности и природы. Рассказывая о своем опыте, мемуаристки создают новые образы и представления, которые включаются в состав коллективной памяти об эпохе.

Источники:

  1. http://snob.ru/profile/28917/blog/92304.
  2. Иванова Е. Память об исторических событиях (на материале Холокоста): гендерный аспект/ Социальная история. Ежегодник. 2003. Женская и гендерная история/ под ред. Н.Л. Пушкаревой. М. 2003.
  3. Пушкарева Н. Гендерная теория и историческое знание. Спб. 2007.С.307.
  4. Расскажите, пожалуйста, о…Интервью и беседы с Екатериной Петровной Гарбузовой. Сост. И.Е. Малова. Брянск. 2014.
  5. Реброва И.В. Женская повседневность в экстремальной ситуации: по материалам устных и письменных воспоминаний женщин о Великой Отечественной войне/ Российская повседневность в зеркале гендерных отношений: сборник статей / Под ред. Н.Л. Пушкаревой. М. 2013.
Категория: Работы коллег | Добавил: unechamuzey (04.02.2017) | Автор:
Просмотров: 1322 | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: