«…Радио в нашем доме не было, электричества тоже не было, да тогда и проводки электрической не было на нашей улице. Мы жили ещё как в деревне, не совсем обустроенные, освещались керосиновой лампой. Иногда я ходил к друзьям к 12 часам дня слушать у них последние известия, там передавали тревожные вести. В Европе уже шла война. Германия угрожала всем европейским государствам и вела уже с некоторыми войну.

И вот, 22 июня 1941 года воскресенье, был тёплый солнечный день. Мы дети остались дома, а наши родители ушли в город на рынок за покупками. Около часу дня идут наши родители c соседями и слышится их тревожный разговор, упоминается слово -  война. Потом отец сообщил, что началась война с Германией. Она напала на нашу страну, грубо нарушив Мирный договор о ненападении. В душе у меня стало как-то тревожно и жутковато. Мне тогда было 13,5 лет, брату Ивану 11,5 лет, а сестричке Ольге 3,5 года, все дети осенние.

Настали тревожные дни. От военных властей города поступали распоряжения соблюдать светомаскировку, оклеивать стёкла окон полосками бумаги, чтобы они не вылетали, если полопаются от взрывов, копать траншеи и строить укрытия от бомбёжки. Была объявлена всеобщая мобилизация в армию годных людей, лошадей из колхозов, автомобилей, тракторов, мотоциклов и даже радиоприёмников. Люди собирались кучками около какого-либо дома и обсуждали новости с фронтов. А новости были неутешительные. По радио передавали сводки с фронта о потерях противника в технике и живой силе, но наша армия отступала, то один город оставили, то другой. Начали появляться над Унечей немецкие самолёты. В июле днём первый самолёт сбросил бомбы на железно дорожную станцию, но бомбы взорвались на лугу за станцией. Повреждений никаких не было. Однажды ночью мы проснулись от странного грохота. Мы сильно перепугались. Оказалось, что накануне вечером, зенитные орудия были быстро установлены недалеко от нас, на поле в кустах, и они ночью открыли огонь по самолёту противника. Бомбёжки не было. Эта зенитная батарея простояла на этом месте до вступления немцев в Унечу до конца августа 1941 года.

Отец мой в это время уже работал на режимном предприятии (мы его называли «военный городок») бойцом или охранником, сейчас спросить уже не у кого. «Городок» - это склады стратегического запаса зерна и продовольствия для армии. Каждую неделю в субботу вечером в этом городке для сотрудников, свободных от дежурства, около проходной показывали кинофильм. Мы дети часто туда бегали смотреть. С приближением фронта кино отменили и сотрудников перевели на усиленный режим. Отец уже редко приходил домой.

Однажды вечером мать собрала отцу  ужин и велела мне отнести. Я подошёл к проходной и через дежурного вызвал отца. Отец пришёл, взял ужин и пошёл кушать. Я стал ждать посуду, пошёл и сел на брёвна, которые лежали поодаль от проходной. На них уже сидели мужики с котомками – призывники в армию. Среди них я узнал своего дядю Тимофея Дорофеевича, брата моей матери. Он тоже был призван в армию из деревни. Я подошёл, поздоровался и сел около него. Было уже около 8-ми часов вечера. Небо чистое, воздух прозрачный и тёплый. Вдруг слышим гул самолёта. Глянули вверх на небо. Вот она троица летит в боевом порядке прямо на нас и довольно низковато, впереди ведущий, по бокам ведомые. Некоторые стали говорить, что это наши самолёты, так как летят низко. Вдруг орудийный залп по самолётам со всех концов города. Все, кто находился здесь, бросились врассыпную, кто куда. Я не помню, куда побежал мой дядя, а я побежал навстречу самолётам по направлению к дому и оказался на другой стороне железнодорожных путей. Самолёты сходу забросали городок зажигательными бомбами и развернувшись, начали бомбить фугасными и осколочными бомбами. Городок загорелся. Когда я перебежал железнодорожному пути, я услышал над головой сильный вой летящей большой бомбы. Рядом было картофельное поле. Я шлёпнулся в борозду и стал ждать взрыва, поглядывая на самолёт. Вой бомбы был такой жуткий, что сильно прижимал к земле. Вдруг земля задрожала, и оглушительный взрыв потряс воздух. Я чуть приподнял голову и взглянул в сторону взрыва. Там я увидел большой столб пыли и в этой пыли бревно, которое уже летело вниз и упало недалеко от меня метров 150. Как потом рассказывали очевидцы этого взрыва, что немецкий лётчик, якобы по сигналу с земли, ракетой целился в небольшой сосновый лесок, расположенный около железнодорожной станции, где был временно расположен лазарет раненых солдат. Однако бомба попала в дом напротив этого лазарета, где в подвале прятались люди от бомбёжки. На месте этого дома образовалась большая воронка. Я не знаю, что с этим лазаретом было дальше, убрали его за ночь или его разбомбили, но рано утром бомбёжка возобновилась уже по железнодорожной станции.

После взрыва этой большой бомбы я не побежал к своему дому, так как там были тоже взрывы, но небольшие. Около меня пробежали военные мужчины и женщины, и я увязался за ними. Спрятались мы в бетонной трубе, проложенной через дорогу, но там сидеть невозможно – когда зенитки стреляют, то оглушает резонанс. Потом как будто чуть стихло и по дороге быстро поехали подводы, привозившие из деревни призывников. Я выскочил из этой трубы, вскочил на подводу и поехал куда довезут. Сидя на подводе, я видел, как много горящих зажигательных бомб было на дороге и в кустах по обе ее стороны. Хорошо, что лошадь не наступила на горящую бомбу, она в земле выжигала небольшую воронку и горела белым пламенем. Мужик, сидевший на подводе, стал спрашивать меня кто я и куда еду. Я рассказал всё как было и куда мне надо. Как раз подъехали к первой деревне от города – «Козлихин хутор». На улице было много народа. Мужик на подводе сказал мне: «Сойди здесь, переночуй, а утром доберёшься до дому». Он попросил людей приютить меня на ночь. Один добрый мужик согласился, и я остался в этом хуторе. Я рассказал этому хозяину как получилось и сильно сокрушался, что отец остался в городке, который бомбили.

Всё стало тихо, и мы улеглись спать. Рано утром нас разбудил гул самолётов и стрельба зениток. Мы встали и вышли во двор, стали наблюдать за сражением. Вот прожектор поймал самолёт противника, а с хвоста его по прожектору трассирующими пулями из пулемёта и прожектор потух. Много стреляли и бомбили, но ни одного самолёта так и не сбили, хотя и летали они не очень высоко. Дождавшись светлого утра, я поблагодарил хозяина и пошёл домой. Дорожка моя проходила через сосновый молодой лес. Только я в него вошёл, как слышу: «Стой! Кто идёт?» Я остановился. Через несколько секунд подходит ко мне вооружённый солдат и стал спрашивать: «Кто я и куда иду». Я всё ему рассказал. Он подошёл к своему потайному месту и позвонил куда надо. Через некоторое время пришёл другой солдат и провёл меня через этот военный объект до железнодорожного переезда. И я пошёл домой. Ещё из дали я увидел, что около нашего дома стоит гружёная подвода и на ней сидят дети. Мать, увидев меня, обрадовалась и сказала, что очень переживала за меня и за отца. Они уже собрались с соседкой Ковалёвой, у которой была лошадь, ехать в деревню, Ковалёва в Найтоповичи, а мы в свою деревню Лыщичи, но ждали меня. Ехать через город побоялись, что может дорога будет не проезжая после бомбёжки и поехали в объезд вокруг города. Ехали почти целый день с небольшим отдыхом и к вечеру мы добрались до своей деревни. Остановились в доме брата Тимофея. Через несколько дней вечером в деревню пришёл отец, переночевал и рано утром, простившись с нами, ушёл в город на службу. Мы его больше не видели вплоть до 1946 года.

Немцы Унечу бомбили ещё раза два – три, нам это было хорошо видно из деревни.  И в последних числах августа 1941 года немцы вошли в город. Узнав об этом, мать решила на следующий день пойти в Унечу и посмотреть уцелел ли наш дом. Рано утром она взяла с собой Ивана, и они ушли. Меня оставили с Ольгой в деревне. В этот день в нашу деревню по просёлочной дороге вошёл большой военный обоз Красной Армии, попавший в окружение. В нём было два танка, несколько тяжёлых орудий на конной тяге и много повозок с имуществом и снарядами. Отдохнув в деревне, отряд двинулся дальше на восток, оставив около церкви один танк из-за отсутствия топлива. На этот танк набросились мальчишки и начали тщательно его «обследовать». Они открыли люк орудийной башни и начали там всё крутить и вертеть, и случайно произвели выстрел, так как в орудии был заложен снаряд. Все, кто сидел на стволе пушки и был впереди на броне, упали на землю от страха и грохота. Напугались и в деревне, подумали, что начался обстрел. Военный отряд дошёл до 9-го километра от Унечи по южному направлению и там был бой. Прорвались ли наши красноармейцы или погибли, я не знаю. После я на месте боя побывал с соседским парнем, ходили искать военных лошадей, но не нашли, нас прогнали немцы, это хорошо, что не подстрелили…»