| Главная » Статьи » Исследования » Музейные исследования |
Граф Петр Васильевич Завадовский, родившийся 10 января 1739г. в унечском селе Красновичи, был одной из знаковых фигур своего времени. Начав со скромной должности чиновника Малороссийской коллегии, стал тайным советником и кавалером многих орденов, сенатором, создателем министерства и первым министром народного просвещения России, внёсшим значительный вклад в совершенствование российской государственности и образования. А еще Завадовский был очень толковым, образованным, необычайно работоспособным и, что важно, порядочным человеком. Если бы в XVIII веке уже придумали слово «интеллигент», то оно вполне охарактеризовало бы этого человека. Но конечно, очень важно отметить, какую огромную роль в судьбе Завадовского, в его быстром карьерном росте сыграл П.А.Румянцев. После окончания иезуитского училища в Орше и Киевской духовной академии Завадовский поступил на службу в Малороссийскую коллегию в Глухове, и, вскоре обратил на себя внимание её руководителя графа Петра Александровича Румянцева, назначившего Завадовского правителем его секретной канцелярии по управлению Малороссии. В этой должности он участвовал в турецких походах, обессмертивших имя Румянцева, отличился в битвах при Ларге и Кагуле и был произведен в полковники. Румянцев очень ценил служебные качества Завадовского, указывал на него Потемкину и просил исхлопотать ему за службу имение. Из анализа писем Завадовского к князю Потемкину можно сделать вывод, что Потемкин, по ходатайству графа Румянцева, хотел дать повышение Завадовскому еще в 1774 году, но по каким-то причинам это его намерение не осуществилось. Когда же Екатерина попросила Румянцева указать ей молодых людей, способных занять должность ее кабинет-секретарей, тот порекомендовал императрице Безбородко и Завадовского. И скоро последний своею красотою, умом, образованием и мастерским изложением бумаг снискал расположение императрицы. Завадовский был произведен в генерал-майоры, назначен генерал-адъютантом и временно, во время отсутствия Потемкина, пользовался особым расположением императрицы, и стал не только кабинет-секретарем императрицы, но и ее правой рукой. Но это продолжалось недолго, и уже в июне 1777 года всесильный Потемкин успел его отдалить, причем Завадовский был щедро награжден. Ещё в 1775 году «за труды в делах мирной негоциации при заключении трактата» - то есть мирного Кучук - Кайнарджийского договора с Турцией – Екатерина пожаловала Завадовскому Ляличи, которые новоиспеченный вельможа переименовал в Екатеринодар. Позднее Павел I запретил это название, и усадьба вновь стала называться Ляличами. И Завадовский принялся поистине с царской роскошью обустраивать свою усадьбу. Архитектором усадьбы стал Джакомо Кваренги, ведущий петербургский архитектор той поры, итальянец по происхождению, один из самых знаменитых архитекторов классического направления в русской архитектуре, спроектировавший Смольный, Эрмитажный театр в Питере, Александрийский дворец в Царском селе, так что неудивительно, что архитектурный ансамбль, созданный столичным мастером, был на «диво» для брянской глухомани. Постройка Ляличского дворца началась еще в период фавора Завадовского. Сама Екатерина одобрила проект и на слова Завадовского «Матушка! В сих хоромах вороны летать будут!», - ответила: «Я так хочу!» Огромный усадебный комплекс включал в себя дворец с галереями и флигелями, различные хозяйственные и служебные постройки, Екатерининскую церковь и большой пейзажный парк с летним дворцом, всевозможными «затеями» и колоннадой-храмом. Своим великолепием Ляличи могли соперничать с дворцами Петербурга. Существует легенда, будто бы императору Павлу I доложили, что дворец Завадовского выше Михайловского замка, любимого детища Павла. Разгневанный император послал в Ляличи фельдъегеря, но Завадовский был вовремя предупрежден и успел насыпать перед домом террасу, закрывающую нижний этаж. В итоге дворец оказался чуть ниже гатчинского. Усадьба является выдающимся памятником русского зодчества и садово-паркового искусства эпохи зрелого классицизма, одним из лучших произведений Дж. Кваренги. Изумительный по красоте комплекс с целым рядом великолепных зданий, объединенных парком, занимал огромный участок (1349х1180м), обнесенный высокой кирпичной оградой. В основе его планировочной структуры лежала характерная для крупных русских усадеб 2-й половины 18 века система. Главным ядром композиции был трехэтажный дом-дворец с пониженными закругленными галереями, заканчивающимися одноэтажными флигелями. Галереи-крылья замыкали большой парадный двор перед домом, боковые протяженные стороны которого ограничивали корпуса оранжерей (позднее южный превращен в конюшню), а лицевой фасад составляла каменная ограда с монументальными въездными воротами в центре. К этому парадному въезду в усадьбу с запада подводила дорога, далее идущая через ворота и двор прямо к дворцу; она была центральной композиционной осью всего комплекса. В качестве второй оси, перпендикулярно первой, выступала широкая липовая аллея, которая проходила вдоль каменной ограды с воротами. Она отделяла от дома-дворца большую группу хозяйственных и служебных построек: восемь одноэтажных зданий были поставлены одинаковыми симметричными группами по сторонам от основной дороги, как бы продолжая композицию парадного двора с воротами, а три постройки размещены несколько севернее, вдоль липовой аллеи. У южного конца аллеи, вне основной территории усадьбы, на небольшой площади села поставлена церковь Екатерины, к которой с востока подходит пересекающая земляную плотину подъездная дорога. За дворцом, перед его парковым фасадом, находился цветочный партер, а с южной стороны от него – фруктовый сад. Напротив дворца на другой стороне пруда раскинулся огромный пейзажный парк с храмом Благодарности в виде колонной ротонды, в которой стояла статуя П.А. Румянцева-Задунайского, и двухэтажным каменным летним дворцом на поляне в глубине парка. Не менее монументальным и строгим, чем дворец, выглядит и ляличский храм. Пятикупольная церковь Св. Екатерины, с приделом во имя святых апостолов Петра и Павла, построенная в 1793-1797 годах, вероятнее всего тоже по проекту Кваренги, была огромной, как городской собор. Композиция ее не имела себе подобных в русской архитектуре. Великолепные постройки Ляличей утопали в зелени великолепного пейзажного парка, в котором насчитывалось около ста пород деревьев. Парк занимал территорию в Его окружала каменная стена общей протяженностью около Среди парковых «затей» выделялись небольшой летний дворец, известный под названием «Зала беспечности», построенный в духе римского дорического ордера. Здесь все указывало на то, что это не увеселительный охотничий домик, не павильон для балов, а дом отдыха и уединения. Интерьер летнего дворца также богат и раскошен, как и дворца, о котором уже говорилось. Участок парка, на котором был построен летний дворец, назывался "Зверинец". Дело в том, что парк переходил в сплошной и очень густой лес, и поэтому здесь водились в большом количестве различные звери: медведь, косуля, лось, лиса, заяц, волк и другие. Охота регламентировалась егерями. Недалеко от летнего дворца располагалась открытая беседка – ротонда из 12 стройных коринфских колонн, несущих купол, т.н. «Храм благодарности», в котором, как выше было сказано, была установлена бронзовая статуя фельдмаршала П.А. Румянцева-Задунайского – покровителя Завадовского – работы французского скульптора Ж.Д. Рашета. Считая Румянцева своим благодетелем, Завадовский желал увековечить память о нем в своем потомстве. Еще в апреле Действительно, современники находили скульптуру весьма похожей на оригинал, несмотря на то, что великий полководец был изображен в облике римского воина в доспехах. Вот как описывает статую бывавший в усадьбе князь Шаликов: «Он изображен по обыкновению, в римской одежде, с открытою головою; шлем его повешен на сучке пня, на котором герой присел немного, чтобы отдохнуть после бессмертного труда своего; в одной руке у него фельдмаршальский жезл, которым касается он к щиту герба своего, у левой ноги стоящему и имеющему латинский девиз: non falum arinis (не только оружием)… На базе статуи изображены победы его…Благодарность воздвигла монумент сей. Сказывают, что хозяин никогда с покрытою головою не подходит к нему. Святая благодарность! Ты трогательнее самого благотворения». Создание этого памятника нашло отклик в стихотворении Г.Р.Державина «Мой истукан» и в лирике поэта И.И.Дмитриева, который в 1795 г. написал целую оду «К бронзовой статуе Графа Румянцева, воздвигнутой Графом Завадовским на его даче». «Почтенный лик! Когда б ты был изображен с перуном пламенным на берегах Кагула, где гордый мусульман растерзан, низложен, и где земля в крови несчастных жертв тонула, тогда бы, на тебя взирая, каждый рек: «Румянцев, славный вождь!», – и мимо бы протек. Но здесь, здесь всяк тебя прохожий лобызает: здесь не герой в тебе блистает, прославивший себя единою войной, обрызган кровию врагов среди сражений, но друг, но ближний мой и благотворный гений!» Храм Благодарности, где находилась скульптура - увенчанную куполом ротонду, историки архитектуры связывают с именем Н.Л.Львова. Он же составил и аллегорическую программу для статуи Румянцева-Задунайского, что сделало ее одним из самых значительных памятников русского просветительского классицизма. Фельдмаршал должен был предстать героем-победителем, отсюда антикизированное военное облачение, турецкие трофеи у ног и награды, пожалованные императрицей по случаю успешного окончания русско-турецкой войны. По словам историка архитектуры Ф.Ф. Горностаева, на монументальной статуе Румянцева-Задунайского имелась надпись, в которой было указано, что «памятник проектировал Н.А.Львов, почетный член Академии художеств, модель сделана профессором и академиком скульптуры Рашеттом, отливал статую из бронзы Га[с]тклу» . Кстати, существовали две уменьшенные копии этого памятника. Бронзовую модель памятника исполнил также упомянутый Эдм Гастклу. Эта модель, находящаяся сейчас в частной коллекции Е.А.Пылаева (Санкт-Петербург), является авторским повторением памятника. Другая редуцированная модель, исполненная в мраморе для графа А.С.Строганова, подписная и датированная 1793 годом, долгое время стояла в Строгановском дворце, а с 1930 года она вошла в собрание Государственного Русского музея. А теперь немного о судьбе самого памятника. В 1860-х годах скульптура была перенесена в город Глухов. В Она простояла там до В ежедневных сводках тех роковых лет читаем: «В 1919 году, в конце зимы, в одно из воскресений на проезде Базарной площади города (близ памятника Терещенко) состоялся большой митинг, после которого при большом стечении глуховчан были сброшены памятники Терещенко и Румянцеву. На следующий день по городу были расклеены объявления, в которых говорилось, что взявшие в свои руки власть рабочие и крестьяне сбросили ненавистных им тиранов – капиталиста-мироеда Терещенко и царского прислужника- милитариста Румянцева... Празднование Первомая 1920 года в Глухове началось с митинга, который состоялся на Румянцевском бульваре. Трибуной для ораторов служил пьедестал памятника Румянцеву... Большой митинг, посвящённый третьей годовщине Октябрьской революции, также проходил на Румянцевском бульваре. Здесь, на том месте, где прежде стоял памятник Румянцеву, был воздвигнут монумент «Маяк революции». Он представлял собой красную пирамиду примерно шестиметровой высоты. Пирамида была сшита из деревянных досок, окрашенных в красный цвет. Получилось так, что «Маяк» скрыл внутри себя пьедестал стоявшей на нём статуи Румянцева. Рядом была сделана трибуна для ораторов. Именно с этого момента здесь стали проводиться общегородские первомайские и октябрьские митинги трудящихся Глухова». Скульптура же генерал-губернатора Малороссии поступила в фонды местного краеведческого музея. По словам местных жителей во время Великой Отечественной войны немцы пытались распилить её на части и отвезти в Германию, но на станции Слоут партизаны отбили эшелон с награбленным имуществом. Голова статуи была спрятана местными жителями и в 1943 году передана в Глуховский музей, откуда в 1953 году поступила в Сумской областной краеведческий музей. Такова была судьба одного из наиболее значительных произведений Жана Доминика Рашетта, вошедшее в историю русской монументальной пластики. Ляличи, настоящая сокровищница памятников архитектуры, скульптуры, декоративного и садово-паркового искусства, тоже разделили судьбу многих тысяч русских усадеб. Как вспоминает сосед Завадовского, помещик с. Нивное, подполковник Лука Иванович Дудицкий-Лишня: «При П.В. Завадовском с. Ляличи были открытым домом для всякого желающего быть приняту истинно по-графски - лучшие: стол, десерты, вина, музыка за столом и после; прислуга – все делалось по мановению приезжих; лошади сыты, люди также – одним словом, всякий не мог надивиться щедрости и чрезвычайному порядку хозяина дома. После смерти его все окончено…» Завадовский умер в январе Дудинцев-Лишня с горечью пишет: «С великим иждивением изученная музыка, искуснейшие живописцы, резчики, слесари, землемеры, архитекторы даже, лучшие садовники, официанты и прочие большию частию в рекруты отданы. Все те, коим отец их за их мастерство жаловал, графине и детям ея не любы стали, аренжирейные деревья раздорены разным лицам, строения обваливается. Кажется, что так нажито легко, так легко и проживается!» Зная о ветреном поведении сыновей Завадовского, император поставил опекуном над имением надворного советника Николая Осиповича Рославца. Но вскоре Василий Завадовский то ли проиграл, то ли просто продал имение Энгельгардтам, которые владели Ляличами до 1847 года. Уже во второй половине XIX века в имении начался упадок. Огромный комплекс нуждался в элементарном поддержании, а на это далеко не у всех последующих владельцев усадьбы находились необходимые средства. От Энгельгардов усадьба перешла к барону Черкасову, от него – к некоему помещику Атрыганьеву, затем к петербургскому миллионеру-антиквару Линевичу, потом к клинцовскому купцу Самыкову… Ляличи переходили из рук в руки, иногда усадьба пребывала в полной заброшенности и потихоньку растаскивалась. Последними владельцами были гомельские купцы Голодцы, которые явно не знали, что им делать со всем этим великолепием, по частям продавали усадебные постройки на слом и вырубали парк, который для них представлял собой лишь столько-то «саженей дровяного леса». Уже к началу ХХ века дворец являл собой дикое зрелище: выломаны оконные переплеты, отодраны полы, и среди всего этого разрушения нелепо и обреченно выглядели роскошнейшие росписи стен и потолков, лепнина… В начале ХХв. Залман Голодец собрался открыть в усадьбе лесопильный завод. Тогда взволновалась общественность Черниговской губернии. Возникла идея собрать средства, выкупить Ляличи у Голодца, разместить в усадьбе просветительные и благотворительные организации – школу и богадельню, к 300-летию дома Романовых. В прессе прошла целая компания по этому вопросу. В Открытом письме сотрудников «Санкт-Петербургских ведомостей», напечатанном в ж\ле «Вера и жизнь» в 1913г., говорилось: «Величественный и в своих руинах Ляличский дворец графа Завадовского – этот удивительный памятник искусства эпохи императрицы Екатерины II, который не сумело сохранить для потомства дворянство, намечен Черниговским святителем как место средоточения просветительно-благотворительных учреждений…что станет «наилучшим и наидостойнейшим способом ознаменования Черниговской Епархией великого события 300-летия царствования государственного Дома Романовых». К сожалению, начавшаяся Первая мировая война не позволила воплотить замечательную идею в жизнь. Во время войны (в 1915 – 1916 годах) во дворце размещался госпиталь. Самый страшный удар нанесла Ляличской жемчужине революция. В 1918 году Ляличи были сожжены. Погиб главный дворец, от него остались только руины подвальной части и одиноко стоящие колонны главного портика. Боковые флигели, также горевшие, впоследствии были восстановлены. В усадьбе разместилась еврейская коммуна, позднее преобразованная в артель сельского хозяйства и ремесла. Последний удар Ляличам нанесла Великая Отечественная война. Сегодня в Ляличах сохраняются остатки главного дома, полуразрушенные флигели, небольшая часть ограды, корпус оранжереи (перестроенный в конюшню) и восстанавливаемая Екатерининская церковь. Одичавший парк в значительной степени был вырублен еще в начале ХХ века. Своим возвышением Завадовский был конечно обязан Румянцеву; он не раз об этом пишет в более чем полусотне писем, датируемым 1775- 1791 гг., называя фельдмаршала своим благодетелем. Но что еще более достойно внимания и положительно характеризует Завадовского, это то, что он никогда не забывал оказанного ему благодеяния и был верен дружбе. «Он никогда и нигде не был причиною несогласия», - так отзывался о нем сам Румянцев, называвший в немногих дошедших до нас письмах его к Завадовскому: любезный друг, мой лучший приятель и т. д. И благодарность Завадовского выразилась не только в создании памятника своему благодетелю, но и в постоянной, кажущейся незаметной, но на самом деле довольно весомой дружеской поддержке и искренней преданности. Несмотря на существовавшее в придворных кругах мнение, что опытный царедворец Румянцев просто умело использует в своих целях сторонников и друзей, обязанных ему своим возвышением, Завадовский сам считал себя истинным другом Румянцева, и, продолжая служить в Петербурге, конечно, часто в своих письмах сообщал Румянцеву различные слухи и толки, муссировавшиеся при дворе великой императрицы. Он очень сожалел, когда тот своими поступками вызывал неудовольствие Екатерины, и иногда даже откровенно советовал ему, как лучше поступать. Так, например, в 1789 и 1790 годах Завадовский советует Румянцеву скорее уехать из Молдавии, не просить новых отпусков и пребыванием своим близ армии не раздражать императрицу и Потемкина. В другой раз он откровенно говорит Румянцеву: «храни вас Бог отговариваться (весьма неугодно будет ее величеству) от поездки с цесаревичем в Берлин», для какой цели Румянцев в 1776 году вызывался в Петербург и по свойственному ему упрямству почему-то не хотел приехать. Понимая, насколько крепко положение Потемкина, Завадовский всячески старается их помирить и очень радуется, узнав, что Румянцев съездил к князю, и что, по-видимому, между ними устанавливаются хорошие отношения. Кроме того, будучи очень дружен с сыновьями Румянцева Николаем и Сергеем, навлекшими на себя гнев родителя, Завадовский, как истинный друг обеих сторон, старается помирить отца с сыновьями, заступается за них и по-видимому не без успеха, ибо своенравный фельдмаршал наконец являет милость к Николаю. Все это является доказательством благородной души Завадовского, поступавшего во всем этом очевидно совершенно бескорыстно, единственно из искренней преданности к своему благотворителю, которого почитал до конца жизни.
Источники:
| |
| Просмотров: 361 | | | |
| Всего комментариев: 0 | |