На примере старообрядческого купечества Черниговской губернии.
Роль и значение конфессиональных групп в становлении торгово-экономических отношений России во второй половине XIX – начале XX вв. известна. Старообрядцы к началу XX в. «стали вершителями судеб многих наиболее современных и технологических отраслей русской промышленности» [11;С.7], а «верхушка староверия была одним из самых энергичных и деятельных отрядов российского капитализма» [12;С.103].
Многовековая история предпринимательства в России свидетельствовала о наличии в ее среде практического рационализма, как мотива предпринимательства. Исследования русской общественной мысли второй половины XIX – начала XX вв. выявляют «недостаточность нравственной легитимности предпринимательской деятельности» [9;С.38].
Для предпринимателей из числа старообрядцев торговля не была «грязным делом». Предпринимательская активность воспринималась ими как сфера непосредственного служения Богу и самореализации личности. Московский предприниматель и общественный деятель П.А. Бурышкин свидетельствует: «Отношение предпринимателя к своему делу было несколько иным, чем теперь на Западе или в Америке. На свою деятельность смотрели не только и не столько как на источник наживы, а как на выполнение задачи, своего рода миссию, возложенную Богом или судьбою. Про богатство говорили, что Бог его дал в пользование и потребует по нему отчета, что выражалось отчасти и в том, что именно в купеческой среде необычайно были развиты и благотворительность, и коллекционерство, на которые смотрели как на выполнение какого-то свыше назначенного долга» [2;С.110-111].
Старообрядческое понимание личности вполне соответствовало рыночной экономике с российской православной спецификой. Основой этого понимания являлась личная ответственность каждого из верующих не только за судьбу своей личной души, но и за судьбу всей церкви и веры, за все сообщество – «индивидуальная ответственность за общее дело на основе духовного принципа соборности» [8].
В.П. Рябушинский, анализируя личность предпринимательского типа, в России выделял пять типов предпринимателя: 1) «Хозяева в душе, работящие, бережливые, деловитые. Они — организаторы труда, созидатели ценностей, накопители мировых богатств»; 2) «Святые, бескорыстные, неприхотливые, невзыскательные. Для них житейские блага не имеют никакого значения»; 3) «Завистники, люди озлобленные и бесплодные»; 4) «Бесхозяйственные люди, безалаберные, лишенные делового чутья и понимания, бездарные, расточительные, бестолковые, ленивые. Сюда же можно отнести фантазеров, далеких от жизни теоретиков и наивных мечтателей»; 5) «Пассивное большинство» [14;С.126]. Именно в старообрядческой среде сложился тип русского хозяина – «упорного стяжателя, прижимистого, твердого, настойчивого в труде, смекалистого, ловкого» [14;С.128].
Новозыбковский купец Иван Львович Шведов до 85 лет сам вел записи сложных финансовых операций. Когда его нотариус Коллб-Селецкий пропустил при сведении счетов сделку, Иван Львович указал ему на это, справившись в своей книжке. «Это была первобытная, если хотите, даже уродливая система, но точная» [8;С.51]. Шведов жил, рассчитывая каждую копейку. Когда после его смерти стали проверять капиталы, то это оказалось довольно несложно при шведовской системе ведения бухгалтерии. «Порядок хранения капиталов был чисто шведовский: они хранились в пачках с надписями, если в пачке происходили изменения, об этом делалось соответствующая надпись…» [8;С.10].
По словам его прислуги Елены Абрамовны: «… у него рубля не выжмешь. Самое большое жалование, платимое им – 25 рублей в месяц. Родных он держал в черном теле» [8;С.68]. Григорий Тархов, родственник Ивана Львовича, подтверждал, что последний роскошной жизни не вел.
Примером настойчивости и твердости является дело купца Федора Осипова о сгоревшей спичечной фабрике в Злынке в 1865 г. Для того чтобы заново открыть фабрику купцу пришлось писать последовательно во все инстанции: обращение к Черниговскому губернскому правлению, обращение к правительству, обращение к губернатору, обращение на имя императора Александра II [4;С.1]. Черниговское губернское правление Осипову отказало, мотивируя тем, что для рабочих не устроено помещения для отдыха. Построив такое помещение, купец вновь обращается с просьбой об открытии фабрики уже к губернатору и правительству, в котором откровенно пишет «терплю убытки на 8000 руб.» [4;С.16], но получает отказ на основании того, что еще не закрыто дело о сгоревшей фабрике. Федор Осипов не сдается и обращается 18 июня 1867 г. с прошением на имя императора Александра II. В прошении он подробно излагает все перипетии этого дела «спичечная фабрика устроена в безопасном месте на расстоянии одной версты от Злынки… устроено мною особое и безопасное для рабочих на случай дурной погоды так как рабочие на фабрике не ночуют, а приходят работать только днем, уходят на ночлег домой… отказано по случаю тому, что о сгоревшей фабрике моей было еще в рассмотрении надлежащих судебных дел» [4;С.21].
После прошения к императору Александру II дело было быстро урегулировано. 29 июля 1867 г. был составлен план новой фабрики и выдвинута последнее пожелание: установка пожарного инвентаря. Купец Ф. Осипов провел согласование с новозыбковским исправником на установку пожарного инвентаря, который он закупил на московской фабрике меднолитейных и механических изделий Щукина на сумму 48 руб. 48 коп [5;С.37]. Решение новозыбковского исправника, лично осмотревшего новую фабрику Федора Осипова, было утверждено на заседании Черниговского губернского правления и купцу было выдано разрешение на возобновление деятельности спичечной фабрики Ф.Осипова.
Дело купца Ф. Осипова в 1867 – 1868 гг. послужило примером бюрократической волокиты при открытии спичечной фабрики для потомственных почетных граждан посада Лужки Василии и Якова Малковых [См: 6] и устройстве кирпичного завода при посаде Елионка купеческому сыну Гусеву [См.: 7]. Братья Малковы и Гусев сделали все, чтобы свести бюрократическую волокиту к минимуму.
На тип личности предпринимательского типа старообрядческого купечества не влиял географический фактор. Где бы ни жили купцы-староверы, видно, что они были наделены сходными чертами.
Об орловских купцах-старообрядцах сохранились теплые воспоминания: «В купеческих домах всё подчинялось прежнему старому ритму, когда-то установленному прадедами. Здесь не садились без молитвы за трапезу, не вставали из-за стола, не возблагодарив Бога. Купцы жили в богатстве и почёте, но житие вели самое строгое. Они слыли за людей честных, к храму у них было особое усердие, душа прилежала духовности. Они по доброму хотению творили добрые дела ради Бога. Раздавали милостыню, в том числе и тайную. И детей учили, что Сам Бог награждает тех, кто с усердием, благоговением и страхом Божиим ходит в святой храм. Жёны купцов ходили в церковь в платочках, были послушны мужьям, споро управлялись в домашнем хозяйстве и были надёжными помощницами своим мужьям и заботливыми матерями» [1;С.32].
«Я постоянно бывала в доме, так как помогала Нине «осиливать» науки. Все в этом доме поражало меня. Мне часто казалось, что я в театре, со стороны смотрю пьесу, очень напоминавшую пьесы Островского. Деньги — вот ось, вокруг которой вертелось здесь все. Все для наживы, все для денег. И все — по старине. Строжайшая экономия, скупость, доходящая до скаредности — во всем! Узнав о желании дочери учиться, «сам» коротко отвечает на ее просьбу: «Учиться? Через мой труп! Выгоню из дома и лишу наследства!»... В семье миллионера — обед скуден и скучен. Едят, главным образом, треску — это очень дешевая рыба. За обедом — полное молчание. Говорит только «сам». Провели электрическое освещение — новинку по тому времени — но в квартире тьма: усиленно экономят свет. Дорого стоит. И так живут члены семьи под вечным страхом «попасться» в чем-нибудь недозволенном...» [3] – так Надежда Полуянская вспоминала о нравах, царивших в доме купца-старовера Ермольева в Киеве.
«Немцам импонировало их природное трудолюбие, их искреннее благочестие и трезвый образ жизни. Ведь все эти черты характера лежат в основе самосознания староверов» - так вспоминали о старообрядцах в Прибалтике.
Таким образом, мы видим, что для предпринимателя – выходца из замкнутой конфессиональной группы было характерно самоограничение в образе жизни. Труд и успешная хозяйственная деятельность для старообрядцев стал одним из способов демонстрации доказательств истинности своих убеждений, своей веры. Профессор Александр Пыжиков считает, что «в отличие от паствы официальной Русской православной церкви, старообрядцы не могли позволить себе формально относиться к исполнению долга христианина: в этом случае терялся смысл их пребывания в рядах раскольников, легче было сменить вероисповедание» [13;С.43].