Революционные преобразования, охватившие Россию после 1917 г., изменили в первой трети XX в. положение в обществе крупных социальных групп. Политика государства, основанная на разрушении сословного строя, провозгласившая равенство классов, вытесняла из новой социальной общности множество людей, тут же получивших ярлык «бывшие». Этот термин существовал в политической риторике 1920 – 1930-х гг., встречался в газетной публицистике и обыденной речи людей. О его точном значении спорят исследователи. Автор книги «Бывшие люди: последние дни российской аристократии» Дуглас Смит олицетворяет их с аристократией, верхушкой дворянства [См.: 10]. С.А. Чуйкина в своей монографии «Дворянская память: «бывшие» в советском городе (Ленинград, 1920 – 30-е годы)»[См.: 12] отмечает, что к категории «бывшие» большевики причисляли людей, до революции не работавших или живших на ренту, выпускников элитарных учебных заведений или родственников высокопоставленных чинов.

Еще шире истолковал термин «бывшие люди» отечественный историк В.А. Иванов: титулованные и нетитулованные дворяне, владельцы мелких предприятий, домов, магазинчиков и клиник, профессора, полицейские, служители культа, офицеры, писатели и художники [5]. В целом согласимся с позицией исследовательницы Е.С. Барановой: «… «бывшие люди» – это собирательный термин, в рамках которого оказались объединены представители разных социальных групп дореволюционного российского общества» [2. C.28], а также добавим, что их гонимое и уязвимое положение в послереволюционные десятилетия было связано с сословными и имущественными привилегиями, отмененными законами новой власти, что подчеркивает еще один эпитет, которым характеризовали «бывших людей» – «запрещенное сословие».

В России наибольшие потери понесла дореволюционная элита, ведь ее представители не только лишались богатств, но и физически уничтожались сотнями тысяч, изгонялись из страны и  рассеивались по другим странам и континентам. По разным оценкам, Россию в то время покинули от 500 тысяч до 3 миллионов человек, это были не только дворяне. Но в 1921г. в России находилось не более 12% дореволюционного числа дворян, то есть 10 тысяч семей или 50 тысяч человек. Оставшиеся в Советской России представители аристократии больше не могли рассчитывать на свое происхождение и социальные связи, правящей группе удалось добиться их видимой разобщенности, постоянно подвергая преследованиям. Принадлежность к русской аристократии после революции стала негативным фактором, как мы показали выше, с помощью анализа категории «бывшие». Однако культурный багаж – семейное воспитание, православие как моральная основа личности и высокий уровень знаний - являлся тем, что невозможно отнять у человека любыми гонениями и притеснениями.

Среди тех, кто остался, был представитель аристократической дворянской семьи, связанной с нашим краем (юго-западной Брянщиной) Владимир Николаевич Долгоруков. Его происхождение, семейный склад, образование, хобби, в целом типичные для лучших просвещенных представителей родовитых семей дореволюционной России может послужить и примером того, как используя свой «культурный капитал» представители «запрещенного сословия» встраивались в новое советское общество, где непременным условием был труд, а наиболее желательным – труд на государственной службе.

Владимир Николаевич Долгоруков был одним из четырех детей князя Николая Дмитриевича Долгорукова и его супруги Марии Павловны, из рода Голицыных. В ее родовом имении Великая Топаль семейство обосновалось в 1883г. К этому времени у супругов в Москве уже родилась старшая дочь Наталья, в будущем баронесса Мейендорф. Супруги сразу получили известность как общественные деятели и благотворители.

Краевед А.И. Поддубный, первый из местных исследователей открывший заново имя князя-благотворителя, замечал: «Наиболее излюбленным делом князя в земстве было народное образование. До него расходы на образование и здравоохранение считались в земстве необязательными. Николай Дмитриевич добился, чтобы они стали не только обязательными, но и главными. Он убедил земство, что «успешный рост России и спасение ее от тяжелых невзгод лежит через народное образование», поэтому число школ должно соответствовать числу детей школьного возраста» [Цит. по: 8. С.20]. За счет личных средств князя построены здания женских гимназий в Новозыбкове и Чернигове, сельская школа в Великой Топали, народная бесплатная библиотека в Семеновке.

Дело образования народа в семье князя превращалось в общее семейное служение. Старшая дочь Николая Дмитриевича Наталья «по желанию князя держала при Черниговской гимназии экзамен на звание домашней учительницы и некоторое время преподавала в Топальской школе» [7.C.21].

Супруга князя Мария Павловна, урожденная Голицына, разделяла круг интересов мужа, помогала ему в земской деятельности. Она оставила дневники, в которых основное внимание уделяет детям: их воспитанию, здоровью, взрослению. Об этой женщине известно, что она много читала, путешествовала по Европе, играла в благотворительных спектаклях и вела активную общественную работу. Супруги Долгоруковы особое внимание уделяли воспитанию в детях любви к Отечеству, верности православию. Несомненно, дети видели и другую сторону жизни князя: фотограф-любитель, краевед, изучавший быт местных старообрядцев и единоверцев, собиратель икон и других предметов старины. Усилиями Николая Дмитриевича была создана Черниговская губернская архивная комиссия, которая занималась сбором краеведческих материалов. Николай Дмитриевич живо интересовался и западным искусством, привозил с собой из заграничных путешествий изображения памятников культуры, любил показывать их и рассказывать о них знакомым. Таким образом, усвоенное в детстве воспитание и широкий круг интересов просвещенной семьи трое детей княжеской четы пронесли во взрослую жизнь.

Двух сыновей Николая Дмитриевича и Марии Павловны Долгоруковых ждала разная судьба. Дмитрий Николаевич – участник Белого движения, эмигрировал в Югославию среди 30 тысяч русских беженцев и похоронен на кладбище в небольшом городке Велика-Кикинда. Историк Д.А. Мальцев пишет: «…На кладбище в Кикинде эта ветвь славного рода прервалась. Дмитрий Николаевич женился в 1908 г. на Елене Алексеевне Крупецкой, известной собирательнице живописи. Она отказалась покинуть Россию и вышла замуж за брата Дмитрия – Владимира Николаевича Долгорукова. Он единственный из своей ветви рода, кто остался в советской России» [8.C.34]. Итак, князь Владимир Николаевич остался в России. Его мать умерла в                1914 г. Она застала время, когда ее сын оставил Московский университет и был зачислен в лейб-гвардейский Конный полк на правах вольноопределяющегося. В.Н. Долгоруков воевал против неприятеля, сдал экзамен при Николаевском кавалерийском училище. Он воевал на фронте до тяжелой контузии в бою, был демобилизован в 1918 г. Процитируем исследователя положения бывших дворян в советском обществе М.О. Мельцына: «Русская революция, закончившаяся установлением советской власти, перевернула жизнь кн. В.Н. Долгорукова. Социальный статус, которым он обладал на тот момент, вдруг резко потерял свое значение и стал источником проблем и опасностей» [9].

Владимир Николаевич должен был реализовать себя в новых общественных условиях без опоры на происхождение, социальные связи (которые все же были, но акценты существенно изменились). Так, мы видим в 1922г. его в Москве, где его поддерживает С.В. Шервинский, бывший соученик по гимназии. Князь входит в литературный кружок, сложившийся вокруг М. Булгакова и его второй жены Л. Белозерской. Она снисходительно-иронично называет В.Н. Долгорукова «наш «придворный» поэт Вэ Дэ».

В эти годы Владимир Николаевич пробует заняться литературным трудом, пишет стихи, в том числе стихи для детей, затем прозу. Он выбирает себе псевдоним «Владимиров», видимо, это продиктовано желанием спрятаться от громкой княжеской фамилии. В конце 1920-х гг. ему удается опубликовать несколько крупных произведений в жанре литературной биографии: Джеймса Кука, Бенджамина Франклина. Видимо, тогда же начинающего писателя замечает М. Горький и берет под свое покровительство. Однако после смерти Горького Владимиров исчезает из литературы на 17 лет. Существуют разные версии его биографии  в 1937 – 1952 гг., связанные с догадками о репрессиях в отношении «бывшего» аристократа. По другим сведениям, он служил в театрах консультантом по дворянскому быту.

Таким образом, потомок Долгорукова смог и в советском обществе использовать свой «человеческий капитал», приобретенный семейным воспитанием и образованием. Когда он опять начинает публиковаться в начале 1950-х гг., появляется его книга переведенных на русский язык осетинских поэтов. Возможно, знание осетинского языка происходило от домашнего учителя, осетина Малтызова. Последний этап творчества Владимирова связан с созданием исторических повестей для подростков. Так, его повесть «Последний консул» хранилась даже в новозыбковской городской библиотеке и также подтолкнула ее работников к поиску информации о судьбе писателя, о чем говорит Н.М. Афонина в предисловии к изданию обширных материалов о князе Н.Д. Долгорукове [1.C.17].

Особый интерес представляют воспоминания В. Владимирова (В.Н. Долгорукова) «В былой Москве…». Книга была завершена в 1966 г., но не опубликована. В.Н. Владимиров умер 25 августа 1966 г., рукопись хранилась в семье С.В. Шервинского и увидела свет в 2010 г. Она имеет очень интересный посыл – советы для театрального работника, который в той или иной форме художественного творчества должен воспроизвести сцены из жизни старой Москвы. В тексте практически нет обращения от «первого лица», но автор присутствует незримо- в подробностях описаний жизни дворянства Москвы и других сословий московского общества конца XIX – начала XX вв. Он сообщает множество мелких деталей, тепло и бережно описывая быт, праздники, развлечения молодежи столицы. Здесь присутствуют покупки, автомобили на улицах Москвы, конный спорт, наряды, в которых прилично было появиться в разных случаях: в манеже, на улице, на семейном празднике. Автор описывает остро и наблюдательно убранство в дворянском доме, посуду и сервировку стола, подарки, церемонии праздников.

Особенно трогательно выглядит описание «елки» в дворянской семье: «Почти в каждом дворянском особняке имелась зала – комната, предназначенная исключительно для танцев и в другое время не нужная. В ней только по стенам стояли стулья, а в ее конце – рояль. Это и способствовало елочной «конспирации». Примерно за сутки до празднества в зале на деревянном кресте устанавливалась большая, высокая елка. Туда же переносились свечи, украшения и подарки, и взрослые представители семьи, заперев двери на ключ, приступали к украшению дерева…В отличие от теперешней елки мало было уделено внимания Деду Морозу и преобладали хлопушки и шоколадные бомбы с сюрпризами, первые с бумажными колпаками, а вторые с медными брошками и колечками с каменками. Было тоже много позолоченных и посеребренных грецких орехов, мандаринов и крымских яблок и всякого рода бонбоньерок – картонных фигурных коробочек с конфетами. Легкие игрушки (куклы, дудки и проч.) тоже часто висели на елке» [3.C.225].

Если мы обратимся более детально к истории праздника елки в советское время, то увидим и здесь роль «бывших людей» из дворян, или круга творческой элиты начала века, повлиявших своими знаниями, представлениями, даже детскими воспоминаниями на установление новогодней детской традиции в уже советском варианте. Знаменитая статья П.П. Постышева «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку» вышла в газете «Правда» в 1935 г. Партийный функционер осуждал «левые загибы» в антирелигиозной пропаганде, под которые попал праздник елки и предлагал вернуть детям ель – только новогоднюю, а не рождественскую. В 1936 г. вышла статья Марии Улицкой «Праздник елки», в которой подробно объяснялось, как проводить торжество. В ней можно заметить, как впервые элементы «детской дворянской елки» переплетаются с новыми культурными образцами: «Елка сказочна. На ней бывает то, чего никогда не бывает.

Орехи из золота, яблоки из марципана, сундук серебряный с зелеными полосками, и в нем – не шубы с нафталином, он наполнен шоколадными лепешками. Холодный снег – из теплой ваты. Дым из золотой трубы золотого парохода – тоже из ваты, а борная кислота, которой больные полощут горло, это – сверкающий снег.

Все необыкновенно, все замечательно и всего очень много.

Но самое замечательное в елке – это веселое содруже­ство разнороднейших вещей. Пряник, дирижабль, барабанчик, бабочка, дед-мороз, золо­той с блеском автомобиль, красный стеклянный шарик, па­рашютист, хлопушка, рыбка, крохотный медвежонок, огром­ная. Пестрая муха, карандаш с бантом, цветы и снег.

Не бывает двух одинаковых елок. Есть одинаковые елоч­ные украшения. Но они по-разному висят, комбинируются с иными предметами. И на каждой елке можно найти какую-нибудь вещь, единственную в своем роде, только этой елке присущую.

У детей, родители которых работают в авиапромышленности, елка вся усыпана цветными парашютами и планерами, а на тракторном заводе на одной елке висели разукрашенные металлические звезды из барабана для очи­стки деталей» [11]. На этой елке уже нет ангелочков, рождественских звезд и свечей. Но елка по-прежнему украшена съедобными сладостями, а среди игрушек рекомендуются как привычные шарики, банты, цветы, так и новые вещи, навеянные наступающей индустриальной эпохой: металлические диски, парашюты, планеры. Рекомендуются и «полезные» подарки: общая тетрадь с картинкой и лентой, карандаш и плитка шоколада, варежки и апельсин. Вероятна отсылка к подарочным наборам, которые дворянское семейство готовило приходящим детям на елку, в том числе деревенским и детям прислуги. Теперь эта традиция приобрела новое коллективное и утилитарное значение. Заметно, что Дед Мороз еще не выделен в главного героя праздника, хотя на елке такая игрушка присутствует. Героями праздника называют челюскинцев, бойцов Красной Армии, рекомендуют построить и сцены из колхозной жизни.

Подобную картину праздничной подготовки, насыщенную как привычными для праздника «дореволюционными» деталями, так и новыми веяниями, описывает Лидия Чуковская в своей повести «Софья Петровна», написанной в 1940 году. Героиня книги, которую в месткоме назначили ответственной за проведение праздника, и ее помощники «звонили по телефону на квартиры служащих, узнавая имена и возраст ребят; отстукивали на машинке приглашения; бегали по магазинам, закупая пастилу, пряники, стеклянные шары и хлопушки; сбились с ног, отыскивая снег». В пакетики с подарками были вложены записки «Спасибо Сталину за наше счастливое детство», а официальный портрет вождя сменили на тот, где у него на коленях сидит девочка. Вероятно, из столиц и других крупных городов, где на становление праздника могли повлиять люди из «бывших», творческой среды, интеллектуалов и активных общественников, традиция детской елки распространялась в глубинку, по пути приобретая и новые советские черты.

 Как отмечает филолог Елена Душечкина в книге «Русская елка», если для Ленинграда и Москвы организация торжества была делом подзабытым, но привычным, то в деревнях его встречали, как очередную невидаль [См.: 4]. Влияние «бывших» на советскую культуру, конечно же, не ограничивалось распространением праздников, но все эти люди не стремились подчеркнуть свое культурное доминирование, но хотели встроиться в советское общество, используя свои знания, кругозор и хобби.

Печальная судьба Владимира Николаевича – последнего представителя семьи благотворителя, земского деятеля Н.Д. Долгорукого, в то же время показательна. Так выживали и встраивались в новое общество многие представители российского дворянства, оставшиеся на родине. Они не могли рассчитывать на добрую память о своей семье от местных крестьян или горожан, опасались репрессий со стороны государственной машины, но их культурный багаж и достоинство личности оставались реальной ценностью в изменившемся обществе. Для современного общества важно понимание величия таких людей и возвращение памяти о них в публичную сферу, что позволит принять истинные человеческие ценности. 

Список литературы:

1. Афонина Н.М. Служение князя Долгорукова Н.Д. – пример всем ищущим «делать жизнь с кого»/ В сборнике Князь Долгоруков Н.Д.: жизнь- служение Отечеству/ Сост., ред. и оформл. Дудников А.П. М., 2020.
2. Баранова Е.С. Социальная категория «бывшие люди»: изучение понятия в современной науке// исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2014. №6 (44): в 2-х ч. Ч.II.
3. В Владимиров   В. (В.Н. Долгоруков). В былой Москве…Составление и редакция Е.С. Дружининой (Шервинской). М. 2010.
4. Душечкина Е.В. Русская елка: История, мифология, литература. СПб. Норинт. 2002.
5. Иванов В.А. Бывшие люди// Родина.1999. №4.
6. Князь Долгоруков Н.Д.: жизнь- служение Отечеству/ Сост., ред. и оформл. Дудников А.П.- М., 2020.
7. Козинцов М.И. Князь Николай Дмитриевич Долгоруков. Материалы для биографии. Стародуб. Типография А.И. Козинцева, 1903.
8. Мальцев А.Д. Полузабытые могилы. Представители русской аристократии, похороненные на кладбище в Велика-Кикинде/ Цит. по: Князь Долгоруков Н.Д.: жизнь- служение Отечеству/ Сост., ред. и оформл. Дудников А.П.- М., 2020.
9. Мельцин М.О. От дворянского происхождения к судьбе советского интеллигента: жизнь и творчество В.Н. Долгорукова (Владимирова)// Новейшая история России 2013. №3.
10. Смит Д. Бывшие люди. Последние дни русской аристократии. М.: ООО «Новое литературное обозрение», 2018.
11. Улицкая М. Праздник елки/ URL://http://vash-novy-god.ru/content/articles/igrushki/Prazdnik_elki_M_Ulitskaya
12.  Чуйкина С.А. Дворянская память: «бывшие» в советском городе (Ленинград, 1920-30-е годы). СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт Петербурге, 2006.