Неэффективность и непоследовательность Временного правительства в решении насущных проблем страны привели к тому, что социально-экономический кризис в России резко усугубился и на этом фоне существенно усилили свои позиции большевики, провозгласившие курс на социалистическую революцию и выдвинувшие беспроигрышные популистские лозунги: «Мир - народам», «Земля - крестьянам», «Фабрики - рабочим». Борьба за власть в итоге вылилась в октябрьское вооруженное восстание, которое позволило большевикам взять власть в свои руки в крупнейших центрах России и в короткие сроки утвердить советскую власть на значительной территории страны.
Новость о том, что большевики низложили Временное правительство и взяли власть в стране в свои руки, ворвалась в Унечу по телеграфу.
«…Приехавшие военные без всякого сопротивления со стороны стражников пришли на станцию, где был проведен митинг о том, что царя свергли и теперь мы должны жить свободно, никого и ничего не бояться и взять бразды правления государством в свои руки» - именно так, буднично и спокойно, по воспоминаниям унечского железнодорожника Сиротенко, в Унече была установлена советская власть.
После октября 1917 года на станции был создан революционный комитет (ревком) – так назывались чрезвычайные органы советской власти, сосредотачивавшие в своих руках всю полноту гражданской и военной власти. Среди членов Унечского ревкома известна фамилия Я. Линда. При ревкоме начали формироваться отряды самообороны для охраны революционного порядка. В Унече в такой отряд вступило около ста добровольцев.
В первые месяцы после установления советской власти, в Мглинском, Суражском и Стародубском уездах имели место контрреволюционные выступления, подавляемые при помощи вооруженных отрядов.
В рассматриваемый нами период одним из самых заметных эпизодов в истории нашего региона стали события, связанные с именем бывшего царского генерала и Верховного Главнокомандующего при Керенском, Лавра Георгиевича Корнилова (1870-1918). Вот небольшая предыстория этих событий, которую мы приводим без лишних экскурсов.
Как известно, после неудавшейся августовской попытки взять власть в свои руки, 2 сентября 1917 года по приказу нового Главковерха генерала М.В. Алексеева (1857-1918) Корнилов был арестован и в целях его же безопасности помещен под надзор в здании бывшей женской гимназии в городе Быхове, что находится на территории современной Могилевской области. Режим содержания Корнилова был весьма вольным. Охрану генерала осуществляли преданные ему бойцы Текинского конного полка. «Изменить своему генералу для них было так же немыслимо, как топтать ногами Коран» - так писал о текинцах бывший офицер Корниловского полка Добровольческой армии Александр Трушнович.
11 сентября 1917 года Алексеев подал в отставку с поста Главковерха. Его пост занял генерал Н.Н. Духонин (1876-1917), который 19 ноября 1917 года отдал распоряжение освободить Корнилова, хотя к тому времени Духонин сам уже фактически не имел каких-либо серьезных полномочий, поскольку власть стремительно переходила в руки большевиков, которые вскоре заняли Ставку в Могилеве, где Духонин был жестоко убит революционными солдатами. К этому времени, не признававший власти большевиков Корнилов, ввиду сложившейся ситуации, принимает решение уходить на Дон, где зарождалось Добровольческое белое движение. Судьба распорядилась таким образом, что путь генерала, следовавшего с отрядом текинцев на Дон, проходил через территорию современного Унечского района и «корниловские события» поздней осени 1917 года оказались навсегда вписанными в историю нашего края…
Итак, путь Корнилова пролегал через территорию современного Унечского района…
В ночь на 20 ноября 1917 года Корнилов с текинцами покинул Быхов и в сложных погодных условиях стал осторожно пробираться на юго-восток. Сведения о том, что генерал с вооруженным отрядом продвигается на юг, быстро дошли до Унечи, где к тому времени уже была установлена советская власть. Для большевиков Корнилов был слишком значительной политической фигурой и представлял серьезную потенциальную опасность, чтобы не обратить на него внимания и не попытаться преградить ему путь на Дон.
24 ноября 1917 года ВРК при Ставке отдает приказ всем нижестоящим комитетам и Советам принять меры по аресту Корнилова. Основная задача по его поимке возлагалась на брянских красногвардейцев под командованием подполковника К.М. Волобуева – бывшего царского офицера. Также в операции по задержанию Корнилова были задействованы бойцы клинцовского ревотряда и бронепоезд под командованием прапорщика Василия Андриановича Пролыгина.
О Клинцовском революционном отряде известно, что он состоял из более, чем тысячи штыков, был прислан в Клинцы в ноябре 1917 года из Петрограда и командовал им А.Ф. Улезко – матрос с крейсера «Аврора». Полное название этого отряда звучало следующим образом: Первый Петроградский революционный отряд. Укреплять завоевания советской власти в Клинцах этот отряд был отправлен, вероятно, неслучайно, поскольку его командир А.Ф. Улезко сам был родом из Клинцов, а потому ориентироваться в хорошо знакомых условиях ему было легче.
Что касается бронепоезда, то он прибыл в Унечу из Белоруссии. Этот поезд известен тем, что в ночь на 2 ноября 1917 года был послан военно-революционным комитетом Западного фронта в Минск, где обеспечил перевес большевиков и оказал существенную помощь в установлении советской власти в белорусской столице. После «корниловских событий» под Унечей, бронепоезд еще долгое время колесил по железной дороге от Брянска до Гомеля, выполняя различные боевые задачи. Впоследствии он носил имя 1-го Минского революционного бронепоезда имени Ленина.
Личный состав сопровождавшего Корнилова Текинского полка насчитывал порядка 800 бойцов (по другим данным около 400), включая пулеметную команду. Текинский конный полк был сформирован в начале первой мировой войны на базе Туркменского конного дивизиона и состоял в основном из коренных жителей Ахалской области (адм. центр - Ашхабад) и Мерва (совр. Мары) – потомков туркменов, покоренных русским генералом М.Д. Скобелевым (1843-1882). На полях первой мировой текинцы были одними из лучших в рядах русской армии, снискав славу непобедимых.
Офицеры Текинского полка
Командиром Текинского полка в рассматриваемый нами период был Николай Павлович фон Кюгельген. Среди сопровождавших Корнилова в походе из Быхова на Дон офицеров известны комендант-подполковник В.В. Эргардт, ротмистр Натансон (Натанзон), начальник охраны Р. Хаджиев, штаб-ротмистр Раевский. О судьбах этих людей известно не очень много, но кое-какие сведения удалось собрать. Так, штаб-ротмистр Раевский был убит во время боя под Унечей. Воспитанник Тифлисского пехотного юнкерского училища, подполковник Владимир Владимирович Эргардт (1896-1929) сумел пробраться на Дон, где принимал участие в боях Добровольческой армии против большевиков. В 1919 году был начальником личного конвоя Главнокомандующего Вооруженных Сил Юга России (официальное название белогвардейских войск под командованием Деникина, сокращенно ВСЮР). После поражения белого движения Эргардт покинул Россию.
В годы советской власти о рассматриваемом нами эпизоде публиковались воспоминания местных жителей – участников событий времен революции и гражданской войны. Так, В.Д. Туманов в своих мемуарах о событиях, связанных с Корниловым, писал следующее:
«Армия Корнилова под Петроградом потерпела поражение и направилась на юг. В состав Корниловской армии входили армяне, грузины и ударный батальон Керенского, куда входил и «батальон смерти», состоящий из женщин. 19 ноября 1917 года Корниловская армия уже подошла к пределу Унечи и остановилась в д. Песчанка. Дальнейший маршрут ее лежал на д. Красновичи, г. Мглин, Рославль и Москву. Об этом я доложил, по прямому проводу, командиру Западного фронта тов. Кудинскому в Брянск, откуда получил распоряжение остановить движение господина-генерала Корнилова во что бы то не стало не допускать продвижение эшелонов с корниловскими войсками и снаряжением. У нас в самообороне нашлось достаточно оружия и силы остановить движение корниловцев. Армия Корнилова была разбита, захвачено в плен 1700 сабель и другое оружие, 2 броневика».
Разумеется, опираться на подобного рода публикации при изучении истории родного края не стоит, поскольку они имеют мало общего с действительностью, а порой и вовсе выглядят как художественные фантазии. Причем, это касается не только воспоминаний о Корнилове, но и многих других эпизодов из истории нашего края. В них содержится немалое количество хронологических несоответствий и нестыковок, приводится множество фактов, которых никогда не было в действительности, имеют место неизвестно на чем основанные домыслы, тенденциозные умозаключения и т.п. Именно по этой причине публиковавшиеся в годы советской власти воспоминания о событиях времен революции при подготовке этой главы использовались с большой осторожностью.
Итак, на седьмой день похода, 26 ноября 1917 года генерал Корнилов, соблюдая предельную осторожность, подошел со своим отрядом к ж/д линии Брянск-Гомель в нескольких километрах от станции Унеча, где остановился на ночлег в селе Красновичи, намереваясь пересечь железную дорогу восточнее Унечи. Однако, сделать это оказалось непросто.
О последовавших затем событиях сохранились воспоминания одного из их участников – Ивана Ивановича Биричева (1895-?), в будущем генерал-майора, участника Великой Отечественной войны, а осенью 1917 года - командира одной из рот 6-го красногвардейского стрелкового полка. И.И. Биричев больше известен как советский военачальник времен войны с гитлеровской Германией, в годы которой он командовал дивизиями в боях под Ельней и Можайском, был награжден боевыми правительственными наградами.
Прибывшие в Унечу бойцы 6-го полка расположились в железнодорожных вагонах на станции. Перед ними стояла задача по прикрытию Унечи от возможного нападения Корнилова. Во время ночной проверки караулов к Биричеву привели двух задержанных молодых женщин и одного пожилого мужчину, из беседы с которыми стало известно, что в Красновичах в доме священника остановился на ночлег некий командир конного отряда «нерусских людей». Стало понятно, что речь идет о Корнилове и его текинцах-туркменах. В связи с этим было принято решение утром этого же дня выступить на Красновичи. В сторону Клинцов выдвинулся бронепоезд, который должен был пресечь попытки Корнилова перейти через железнодорожное полотно.
Стараясь обойти красногвардейские заслоны, Корнилов разделил свой отряд на две части, одна из которых попыталась прорваться через железную дорогу западнее Унечи. Другая часть отряда направилась к селу Писаревка, где была встречена пулеметным огнем организованной там засады. С западной стороны путь текинцам преграждал бронепоезд. Знаменитый белый генерал А.И. Деникин (1872-1947), описывая этот эпизод в своей книге «Очерки русской смуты», утверждал, что на засаду у Писаревки текинцев специально навел местный крестьянин, добровольно вызвавшийся в качестве проводника. Впрочем, источник такой осведомленности Деникина нам неизвестен. Возможно, об этом ему стало известно со слов либо самого Корнилова, либо кого-то из текинцев, с которыми Деникин имел возможность общаться на Дону.
Корнилов был вынужден отступить назад к Красновичам, откуда переместился несколько западнее – в район села Старая Гута, где у разъезда Песчаники, под огнем бронепоезда предпринял новую попытку перейти полотно. Здесь, с большими потерями Корнилову с головным отрядом удалось прорваться на южную сторону магистрали и немного продвинуться в сторону Лыщич и Павлич. Однако, на местности между этими селами их встретили бойцы Клинцовского ревотряда. В результате завязавшегося боя текинский конный отряд был практически наголову разбит. Большинство текинцев погибли, либо попали в плен. По некоторым данным, красноармейцами в районе Унечи всего было пленено 3 офицера и свыше 250 всадников, которые были помещены в брянскую тюрьму.
Под Корниловым была убита лошадь, однако он избежал печальной участи и сумел ускользнуть с остатками своего полка. После боя было найдено тело человека, похожего на Корнилова. В центр была отправлена телеграмма о том, что генерал ликвидирован. По другим данным, сами текинцы с целью дезинформации отправили на имя наркома по военно-морским делам Н.В. Крыленко телеграмму о том, что Корнилов пропал без вести во время обстрела с бронепоезда. Но так или иначе, сведения о гибели и безвестной пропаже генерала не соответствовали действительности. Судьба готовила Корнилову другой, не менее трагический конец…
«…Подъехав к сборному пункту полка - рассказывает штаб-ротмистр С. - я застал такую картину: всадники стояли в беспорядке, плотной кучей; тут же лежало несколько раненых и обессилевших лошадей и на земле сидели и лежали раненые всадники. Текинцы страшно пали духом и вели разговор о том, что все равно они окружены, и половины полка нет на лицо и поэтому нужно сдаться большевикам. На возражение офицеров, что большевики в таком случае расстреляют генерала Корнилова, всадники ответили, что они этого не допустят, и в то же время упорно твердили, что необходимо сдаваться. Офицеры попросили генерала Корнилова поговорить с всадниками. Генерал говорил им, что не хочет верить, что Текинцы предадут его большевикам. После его слов стихшая было толпа всадников вновь зашумела и из задних рядов раздались крики, что дальше идти нельзя и надо сдаваться. Тогда генерал Корнилов вторично подошел к всадникам и сказал:
- Я даю вам пять минуть на размышление; после чего, если вы все таки решите сдаваться, вы расстреляете сначала меня. Я предпочитаю быть расстрелянным вами, чем сдаться большевикам.
Толпа всадников напряженно затихла; и в тот же момент ротмистр Натансон, без папахи, встав на седло, с поднятой вверх рукой, закричал толпе:
- Текинцы! Неужели вы предадите своего генерала? Не будет этого, не будет!.. 2-й эскадрон садись!
Вывели вперед штандарт, за ним пошли все офицеры, начал садиться на коней 2-й эскадрон, за ним потянулись остальные. Это не был уже строевой полк - всадники шли вперемешку, толпой, продолжая ворчать, но все же шли покорно за своими начальниками. Кружили всю ночь и под утро благополучно пересекли железную дорогу восточнее Унечи…» отрывок из книги А.И. Деникина «Очерки русской смуты».
Учитывая сложившуюся ситуацию, Корнилов принимает решение расстаться с полком. Было условлено, что текинцы с командиром полка и семью офицерами будут двигаться в Погар, и далее на Трубчевск, а Корнилов с отрядом из десятка офицеров и 32 всадников отправился прямо на юг, в направлении Новгорода-Северского. Уже в самом начале своего пути отряд, сопровождавший генерала, регулярно натыкался на засады, попадал в окружение, несколько раз был обстрелян. Ввиду сложившейся ситуации, Корнилов, принял решение расстаться с отрядом и переодевшись в штатское, продолжил в одиночку пробираться на Дон, имея поддельные документы на имя беженца из Румынии Лариона Иванова.
6 декабря 1917 года Корнилов прибыл в Новочеркасск. Оставшаяся часть Текинского полка двигалась на юг самостоятельно и в дальнейшем его офицеры и бойцы влились в состав Добровольческой армии, одним из военачальников которой был Корнилов.
Русский генерал, потомственный казак, герой Русско-Японской и первой мировой войн, в одиночку несколько дней пробиравшийся на Дон, сформировал там вместе с другими белыми генералами Добровольческую Армию России.
Дальнейшая судьба Корнилова сложилась трагически. Генерал вскоре погиб от разрыва снаряда под Екатеринодаром (совр. Краснодар), а его Добровольческая Армия потерпела сокрушительное поражение. Труп Корнилова был впоследствии извлечен большевиками из могилы, после чего подвергнут публичному глумлению и сожжен.
В день гибели Корнилова вышел приказ генерала Алексеева, в котором говорилось: «Пал смертью храбрых человек, любивший Россию больше себя и не могший перенести ее позора...».
В советский период незаурядная личность Корнилова была подвергнута пропагандистскому бичеванию, а термин «корниловец» стал синонимом махрового контрреволюционера и врага.
Не идеализируя генерала Корнилова, отметим, что того негативного и враждебного отношения, которое формировалось вокруг его имени советской пропагандой, он не заслуживает. Как и миллионы других сторонников белого движения, Корнилов сражался за свою Россию, противопоставляя ее той России, которую хотели построить большевики. У каждого из участников той трагической гражданской войны была своя правда. И вряд ли существует ответ на вопрос – чья из этих правд была «правдивее». Сегодня, в постсоветский период, у нас есть уникальный шанс ликвидировать тот гигантский идеологический разлом, который разорвал миллионы наших соотечественников на два лагеря, по принципу отношения к революции, гражданской войне и советской власти.
Тем временем, фронт первой мировой войны неумолимо смещался на восток и к весне 1918 года уже докатился до западных районов современной Брянщины.
До этого момента Унеча была стратегической тыловой станцией, через которую ежедневно проходило множество всяческих грузов и эшелонов с военнослужащими и военнопленными. В апреле 1918 года немцы оккупировали Новозыбков, Клинцы и к середине месяца вышли на линию Лыщичи – Кустичи Бряновы (Брянкустичи), где остановили свое продвижение. Собственно, формально это был уже не совсем фронт первой мировой, поскольку к тому времени большевиками, искавшими пути скорейшего выхода из войны, был заключен Брестский мирный договор со странами Четверного союза, закончивший участие России в мировой войне. Рассматривая позиции России как пораженческие, Германия и Австро-Венгрия потребовали отказаться от прав на Польшу, Закавказье, Прибалтику и Украину, а также от поддержки революционных выступлений в этих странах. Помимо прочего, предлагаемый проект мирного договора предполагал выплату со стороны России контрибуций. В результате прошедших в стане революционных политических сил жарких дебатов, под давлением Ленина, считавшего, что принятие кабальных германских условий станет меньшим злом, нежели продолжение войны, советская делегация 3 марта 1918 года была вынуждена подписать Брестский мирный договор. По его условиям Россия отказывалась от прав на Финляндию, Украину, Прибалтику и Закавказье, часть Белоруссии, а также должна была выплатить контрибуцию.
Выход Украины из состава России означал для последней потерю колоссальных людских и экономических ресурсов. При этом, перед Москвой маячила еще и неприятная перспектива иметь у себя под боком крупное густонаселенное государство с антисоветским режимом. А основания полагать, что украинский режим будет именно антисоветским, имелись, поскольку к власти в Украине неудержимо рвались националистические силы. Здесь следует сказать, что Центральная рада – руководящий представительный орган Украинской Народной Республики – еще раньше подписала отдельный мир с Германией и ее союзниками, по которому немецкие войска приглашались на Украину для защиты ее правительства от большевиков, то есть фактически выступили гарантом украинской независимости. Однако, в такой ситуации, будучи формально независимой, Украина после Брестского мира фактически стала сателлитом Германии.
После выхода России из войны, немецкие войска довольно быстро заняли всю территорию Украины, подойдя, как уже упоминалось, почти вплотную к Унече.
Согласно достигнутым в апреле 1918 года между украинским правительством Скоропадского и Советской Россией договоренностям, между Украиной и Россией была установлена приграничная нейтральная полоса, которая соответствовала тому рубежу, до которого к тому моменту на востоке продвинулись немецкие войска. Эта полоса была очень протяженной – она начиналась от Суража и оканчивалась южнее Луганска. Часть полосы, или демаркационной линии проходила как раз немного западнее Унечи, по линии Робчик-Лыщичи-Брянкустичи, причем два последних села уже находились в «немецкой зоне» и были заняты солдатами из 19-го и 106-го германских полков ландвера.
Подразделения ландвера (нем. Landwehr) формировались из военнообязанных запаса 2-й очереди и представляли собой второочередные воинские формирования. Иначе говоря, это были резервные войска. Про 106-й германский полк известно, что он входил в состав 123-й пехотной дивизии, которая комплектовалась из призванных на военную службу жителей Саксонии.
Ширина нейтральной полосы составляла около 10 километров. Непосредственно внутри нее оказались несколько населенных пунктов, включая крупное село Найтоповичи.
С этого времени четыре северных уезда Черниговщины, составляющие ныне всю западную часть Брянской области, оказались фактически оторванными от остальной территории своей губернии и вскоре, как известно, вошли в состав РСФСР.
Между тем, западные районы современной Брянщины во времена революции и гражданской войны, при определенном раскладе вполне могли оказаться в составе Украинской Народной Республики, затем влиться в УССР и в 1991 году войти в состав независимой Украины.
Попытки определить территориальную принадлежность нашего региона были предприняты еще до Октябрьской революции. После провозглашения Центральной Радой украинской национально-территориальной автономии, встал вопрос об определении ее будущих границ. Как известно, главным критерием при установлении границ Украины, Центральная Рада считала преобладание на соответствующих территориях этнических украинцев. В этом смысле одной из наиболее сложных проблем оказался вопрос принадлежности северных уездов Черниговской губернии - Суражского, Мглинского, Стародубского и Новозыбковского – то есть, всей нынешней западной части Брянской области. Как уже упоминалось в предыдущих разделах, северные уезды Черниговщины, в отличие от прочих ее районов, не были моноэтничными, т.к., здесь проживало множество русских и белорусов.
Переговоры о будущих границах автономии, которые прошли между Центральной Радой и Временным Правительством в мае-июле 1917 года, но ни к чему определенному не привели. После июльского кризиса, Временное Правительство в начале августа 1917 года в одностороннем порядке определило границы украинской автономии. Они были прописаны во «Временной инструкции Генеральному Секретариату Временного правительства на Украине». Согласно принятому решению, территория Черниговской губернии была включена в состав Украины лишь частично – северные ее уезды были обозначены по национальному составу как неукраинские и выведены за границы автономии (кроме Новгород-Северского уезда). Более того, украинская территория была сужена до пределов лишь нескольких губерний: Киевской, Волынской, Подольской, Полтавской и Черниговской. После бурной дискуссии, Центральная Рада УНР согласилась с такими границами. Почему лидер Центральной Рады М.С. Грушевский (1866-1934) согласился на исключение целого ряда территорий, включая значительную часть Черниговщины, из границ автономии, сказать сложно. В качестве предположения выскажем версию, что Киев просто торопился как можно скорее решить вопрос об автономии в принципе, а потому и не стал ввязываться в споры о ее границах.
Любопытная деталь – в рассматриваемый нами период, одним из членов Центральной Рады и министром внутренних дел УНР был уроженец Стародуба, Михаил Степанович Ткаченко (1879-1920). Его судьба после крушения УНР сложилась незавидно - в 1919 году Ткаченко обратился к советским властям с просьбой об амнистии, был интернирован в Москве, затем находился в лагере, где и умер в 1920 году.
Что касается внутренних настроений местного населения, то в этот период, вероятно, здесь царили неопределенность и непонимание того, что происходит в стране и как будут развиваться события в дальнейшем.
В некоторых современных украинских источниках утверждается, что большинство населения спорных территорий было против их отделения от Украины в пользу РСФСР. Так, еще 10-12 июня 1917 года в Чернигове состоялся Украинский национальный селянский съезд, на который, к удивлению его организаторов, без приглашения прибыли делегаты от четырех северных уездов Черниговщины, которые, якобы, выразили свою обиду по поводу того, что их не включили в состав участников съезда и заверили, что представляемое ими население в большинстве своем желает быть в составе украинской автономии. После некоторого совещания селянский съезд принял решение считать прибывшие делегации полноправными участниками, а представляемые ими уезды – украинскими. Случай этот зафиксирован в документальных источниках. Однако, не оспаривая сей факт, скажем, что вряд ли на этом основании можно делать какие-то однозначные выводы о желании большинства населения нашего региона остаться в составе Украины. Наиболее справедливым представляется тезис о том, что по территориальному вопросу, в северных уездах Черниговской губернии происходила серьезная полемика, в которой участвовало немало как сторонников, так и противников включения региона в состав России.
Так, 9 июля 1917 года в Новозыбкове по инициативе местных политических и общественных деятелей было созвано совещание, состоявшее из представителей уездных общественных организаций, представителей исполкомов земельных, продовольственных и прочих комитетов, советов военных, рабочих и сельских депутатов и других заинтересованных представителей общественности. По результатам совещания было принято следующее решение: «Так как между северными и южными уездами Черниговской губернии исторически существует политически-культурная и экономическая связь, то северные уезды губернии (Новозыбковский, Мглинский, Стародубский, Суражский и Новгород-Северский) не отделяются от южных, а остаются в территории автономной Украины с обязательным обеспечением прав меньшинства населения».
Для выяснения общественного мнения населения северных уездов была даже создана специальная комиссия.
В целом, отметим, что движение против отсоединения северных уездов от Украины было весьма заметным. Однако, оппоненты этого движения тоже имели немалое влияние на общественное мнение Стародубщины.
Сложившаяся неопределенная ситуация коренным образом поменялась после того как большевики взяли власть в России.
Ближе к осени 1917 года политические предпочтения местного населения существенно отличались от остальной Украины и в целом были близки к общероссийским. Так, во время выборов осенью и зимой 1917-1918 годов, большинство населения четырех северных уездов Черниговщины поддержало большевиков, которые собрали здесь около 60% голосов. Еще 25% голосов досталось российским эсерам. Все украинские партии вместе взятые получили лишь жалкие 6%. Впрочем, в то время большевики выступали с лозунгами о праве наций на самоопределение и в связи с этим поддерживали идею создания украинской автономии. Поэтому делать какие-либо выводы о национально-территориальных предпочтениях большинства населения северных уездов, основываясь на результатах этих выборов, не следует. Тем более, что уже в начале января 1918 года, во время выборов в Украинское учредительное собрание, в Стародубском, Новозыбковском и Суражском уездах (в Мглинском выборы не состоялись) за украинские партии проголосовало уже более 20% избирателей. Впрочем, большевики и на этот раз получили свои 60%.
Сразу после октябрьского переворота, 20 ноября 1917 года Центральная Рада в Киеве приняла 3-й Универсал, согласно которому была провозглашена автономная Украинская Народная Республика в пределах девяти губерний: Киевской, Волынской, Полтавской, Харьковской, Екатеринославской, Херсонской, Таврической (без Крыма) и Черниговской. Следующий, 4-й универсал Центральной Рады – от 22 января 1918 года – провозгласил уже создание полностью независимой Украины. Таким образом, учитывая, что Унеча на момент провозглашения УНР формально находилась в составе Черниговской губернии, может показаться, что наш поселок тоже стал частью провозглашенной Украинской державы. Однако, делать подобные выводы у нас нет ни юридических, ни исторических оснований. Мы знаем, что де-факто в Унече, да и в остальных городах Северной Черниговщины, осенью 1917 года и в начале 1918 года не было никаких органов, подчинявшихся властям УНР. Да и вообще, существует мнение, что на тот период власть УНР распространялась не далее Киева, а в губерниях царила полная неразбериха. Кроме того, мы помним и об августовском решении 1917 года, когда Временное правительство с согласия Центральной Рады де-факто вывело северные уезды Черниговской губернии за пределы украинской автономии, хотя, никакого решения об изменении границ самой губернии не принималось. Да и в целом, легитимность УНР как государства - это до сих пор вопрос, не имеющий однозначного ответа.
Так, или иначе, но провозглашение Украинской Народной Республики дало новый импульс событиям, происходившим в северных уездах Черниговской губернии, где с новой силой разгорелась дискуссия о присоединении к Украинской державе.
24 ноября 1917 года на заседании Стародубского земства был заслушан вопрос о присоединении Стародубского уезда к УНР. Основной доклад по теме слушаний сделал председатель Стародубского украинского общества Ф. Кибальчич. По результатам слушаний была принята следующая резолюция:
1) Признать, что Стародубский уезд входит в состав автономной Украины;
2) Признать, что выработка закона о пределах автономии относится к компетенции Всероссийского учредительного собрания;
3) Признать участие Стародубского уезда в выборах в Украинское учредительное собрание.
Уже сам факт того, что в органах власти северных уездов Черниговской губернии развернулась дискуссия о присоединении к УНР, говорит нам о том, что 3-й и 4-й универсалы Центральной Рады здесь никакой юридической силы не имели и сами по себе ничего не значили.
14 января 1918 года на свет появилась еще одна резолюция, принятая Стародубским Уездным Крестьянским Съездом:
«Съезд считает необходимым, чтобы уезд был присоединен к Украине и чтобы власть на Украине была Рабоче-Крестьянской и Солдатской. В состав Центральной Рады должны входить исключительно представители Р.С. и К. депутатов Украины… Рабоче-Крестьянское и Солдатское Правительство Украины вступает в тесную связь с Правительством Российской Федерации, чтобы единым фронтом раздавить контр-революционные силы на Дону и там, где они еще есть».
Крестьянские съезды по данному вопросу также состоялись в 1918 году в Почепе и Сураже.
На суражском съезде в июне 1918 года было принято решение о присоединении Суражского уезда к России.
«…Заявить свой категорический протест против стремления гетманского украинского правительства присоединить Суражский уезд к территории Украины. Признаем такое его притязание захватным и подчинение насильственным как местностей, которые тесно связаны братскими узами родства с Советской РСФР…» - из резолюции Суражского Уездного Собрания Крестьянских Депутатов. Известно имя делегата, участвовавшего на этом съезде от Унечи – им был житель деревни Нежданово Устин Еременко.
В условиях жесткой борьбы за укрепление советской власти большевики развернули на территории спорных уездов агитпропаганду. Так, в архивных документах сохранилась телеграмма начальника штата Черниговской губкомендатуры Егорова председателю Украинской мирной конференции, где он сообщает, что в июне 1918 года от Мглинского уездного коменданта поступили сведения о прибытии в уезд сорока большевистских агитаторов с целью проведения антиукраинской пропаганды. Затем, сообщается со ссылкой на того же мглинского коменданта, что в уезд прибыла московская комиссия, которая проводила анкетирование среди населения с целью выяснения вопроса о желании присоединиться к Москве, либо к Киеву. Подписи в пользу Советской России вымогались под угрозой расстрела. Около 50 человек, высказавшихся в пользу Киева, было заключено в Мглинскую тюрьму.
Аналогичные сообщения приходили и из других уездов Северной Черниговщины.
Было также открытое письмо Клинцовского общества заводчиков и фабрикантов министру торговли и промышленности Украины, где высказывалось категорическое нежелание присоединяться к России.
В некоторых публикациях на данную тему утверждается, что в 1918 году большевики чинили прямое насилие над теми из жителей Стародубщины, кто высказывался за присоединение к Украине. 27 июля 1918 года стародубский староста Кибальчич телеграфировал в Киев: «Население в панике. В занятой большевиками части уезда людей вырезают как баранов».
Впрочем, вопрос достоверности изложенных выше сведений остается открытым.
В отличие от стародубцев, новозыбковское и суражское земства долго тянули с обнародованием своего мнения по поводу присоединения к УНР, занимая расплывчато-неопределенную позицию. Мглинское же земское собрание и вовсе отказалось присоединяться к УНР.
2 декабря 1917 года на заседании Суражской городской думы гласный А.З. Юдович объявил положительное решение уездной земской управы относительно присоединения к УНР и предложил думе сделать то же самое. В итоге, Суражская городская дума согласилась и постановила провести выборы в Украинское учредительное собрание.
4 декабря 1917 года аналогичный вопрос обсуждался в Клинцовской городской думе. На этом заседании один из гласных по фамилии Писин поставил вопрос прямо: «Решая вопрос об Учредительном собрании, Думе приходится решать вопрос принципиальный: присоединяемся ли мы к Великой Украине или к Великороссии». В результате обсуждения Клинцовская дума признала «желательным и необходимым участие населения п. Клинцы в выборах в Украинское учредительное собрание».
Новозыбковские власти решились высказаться по вопросу присоединения к УНР лишь 11 декабря 1917 года, когда городской голова В. Евтушевский заявил о необходимости присоединения к Украине, аргументировав это волей населения уезда. Но при этом, в последующей резолюции Новозыбковской городской думы была сделана очень существенная оговорка о том, что окончательное решение о границах УНР должно быть в будущем принято Всероссийским учредительным собранием в соответствии с результатами плебисцита. Эта оговорка по-сути своей лишала принятую резолюцию какой-либо силы и давала понять, что принятия каких-либо односторонних шагов по присоединению к Украине, либо к Российской Федерации, от местных властей ждать не стоит.
14 декабря 1917 года Новозыбковская уездная земская Управа направила в Центральную Раду Украины письмо, где сообщалось о готовности Новозыбковского уезда принять участие в выборах в Украинское Учредительное Собрание. Любопытная деталь: в этом письме Новозыбковская Управа просила Центральную Раду «…в видах плодотворности и успешности работы, все свои распоряжения присылать на русском языке, так как население Новозыбковского уезда украинским языком не владеет и плохо его понимает».
Таким образом, мы видим, что, несмотря на задекларированное желание присоединиться к Украине, местные представительные органы предпочитали не торопить события, предоставляя право окончательного решения этого вопроса Всероссийским учредительным собраниям на основе результатов народного голосования. Но, как известно, в январе 1918 года большевики разогнали Учредительное собрание и взяли власть в свои руки, после чего вопрос о принадлежности северных уездов повис в воздухе. Тем временем в стране разгоралась гражданская война.
Весной 1918 года, после заключения Брестского мира и признания российскими большевиками независимости Украины, северные уезды Черниговщины оказались в совершенно неопределенном положении. Дело в том, что на тот момент между Россией и Украиной не существовало четко определенных границ, хотя Брестский договор обязывал Советскую Россию эти границы установить. И хотя формально вся Черниговская губерния признавалась территорией Украины, де-факто северные ее уезды украинскими властями не контролировалась. В таких условиях немцы, которые по договоренности с правительством УНР «зачищали» Украину от большевиков, не имея сведений о четких границах с Россией, в апреле 1918 года дошли до известной линии Кустичи Бряновы-Лыщичи-Робчик и остановились перед Унечей, которая на тот момент фактически уже контролировалась органами ВЧК. Затем, как известно, в мае 1918 года между Советской Россией и Германией была установлена разделительная полоса, называемая «нейтральной зоной», которая в нашем регионе проходила от Робчика до Новгорода-Северского.
Таким образом, на период с апреля 1918 года до осени того же года в Новозыбкове, Клинцах и Стародубе, т.е. районах, оккупированных немцами, установилась украинская администрация, а Унеча уже контролировалась Советской Россией. То есть мы видим, что по-сути, юридически существовавшая на тот момент Черниговская губерния, по факту была разорвана на две части и единой легитимной власти в Черниговщине на тот период не существовало.
С осени 1918 года вопрос о принадлежности спорных территорий де-факто уже был решен. Так, в октябре 1918 года в Почепе был образован районный Совет, охватывающий 4 северных уезда Черниговской губернии (Мглин, Стародуб, Сураж и Почеп), который для всех этих уездов действовал на правах губернского. Таким образом, северные уезды Черниговщины в административном плане уже были обособлены от остальной территории губернии. В середине декабря 1918 года партфункционеры переехали из Почепа в Клинцы, где 4 января 1919 года открылась 1-я губернская партийная конференция, на которой было принято решение о создании губернского ВРК. 10 февраля 1919 года Черниговский губревком прибыл из Клинцов в Чернигов и взял всю власть в губернии в свои руки. Однако для северных уездов Черниговщины это событие было уже не столь важным, т.к. они в самое ближайшее время официально вошли в состав РСФСР.
Фактически это произошло в том же феврале 1919 года, когда председатель СНК Украинской ССР, Христиан Георгиевич Раковский (1873-1941) направил в адрес НКВД РСФСР телеграмму, в которой уведомил, что украинское советское правительство не имеет никаких претензий на северные уезды Черниговщины. В апреле того же года соответствующее решение было вынесено на заседании Политбюро КП(б)У. Таким образом, территория нашего региона, более 250 лет находившаяся в составе Гетманщины, а затем Черниговской губернии, была окончательно закреплена в составе РСФСР.
Из отошедших к Советской России территорий, в 1926 году в состав УССР из Новозыбковского уезда Гомельской губернии была возвращена лишь Семеновская волость. Что касается Черниговской губернии, то она просуществовала до 1925 года, после чего была ликвидирована, а ее территория вошла в состав Глуховского, Конотопского, Нежинского и Черниговского округов Украинской ССР. В 1932 году на основной части территорий бывшей Черниговской губернии была образована Черниговская область.
Сегодня представляется, что в условиях тогдашней неопределенности и гражданской войны, одним из мотивов российских большевиков в борьбе за включение нашего региона в состав РСФСР стало желание обладать проходящей здесь стратегически важной железной дорогой Брянск-Гомель, которая была участком магистрали Москва-Брест–Варшава. Большевики не могли позволить себе оставить такую значительную часть этой магистрали в руках Украины, объявившей о своей независимости. Наверняка не последними были и причины этнического характера – северные уезды Черниговщины, в отличие от прочих ее уездов, были территорией со смешанным населением, среди которого украинцы не были большинством. Впрочем, об особенностях национальной самоидентификации жителей нашего региона мы еще поговорим.
Подписание апрельского договора о приграничной полосе означало для Унечи, что она фактически превратилась в пограничный населенный пункт. При этом с перспективой стать еще и одним из локальных плацдармов в борьбе большевиков за власть в Украине, которую правительство Советской России рассматривало как сферу своего влияния и уже тогда вынашивало планы об экспансии, что вскоре доказало на деле, аннулировав осенью 1918 года Брестский мир.
Таким образом, в связи с близостью российско-украинского кордона, Унеча становится пограничным контрольно-пропускным пунктом, через который проходил один из главных эмигрантских путей на Киев. Весной-осенью 1918 года жизнь на станции била ключом. С обеих сторон через Унечу шел нескончаемый людской поток: с запада в РСФСР въезжали сочувствовавшие большевикам бывшие сограждане, оказавшиеся за пределами России. С востока в Украину устремились толпы эмигрантов, спешивших покинуть страну Советов. Ежедневно через Унечу в обе стороны проходило более тысячи человек. Станцию и ее окрестности наводнили многочисленные мешочники и спекулянты. Всегда тихая и сонная Унеча вдруг стала непривычно шумной и многолюдной.
Вот что, к примеру, писал в своей книге «Вечный огонь» Герой Советского Союза адмирал Георгий Никитич Холостяков (1902-1983), который в 1915 году, будучи юношей, покинул оккупированные немцами родные Барановичи и перебрался с семьей на восток Белоруссии, где прожил до 1918 года:
«Оккупированная Речица жила в тревогах и страхе. Пошли слухи, что немцы будут увозить куда-то подростков. Мать стала думать, как переправить нас с Николаем в Курск, к отцу. Власть оккупантов кончалась не очень далеко, под Унечей. Там пролегла «граница», и люди, ходившие в Советскую Россию за продовольствием, говорили, что перейти эту «границу» не особенно сложно».
Интересные детали, отчасти дающие нам возможность получить представление об Унече того времени, содержатся в книге князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920) «Из путевых заметок беженца». В сентябре 1918 года князь, навсегда покидавший Советскую Россию, следовал в Украину через пограничную Унечу, о чем поделился впечатлениями в своей книге:
«Переночевав в Брянске на постоялом дворе в коечном номере, где кроме меня и моего спутника помещалось четверо крестьян, я двинулся дальше в пограничный пункт Унечу, откуда мне предстояло совершить переезд на лошадях в украйнский пограничный город Клинцы. Тут я сразу попал в атмосферу спекуляции на беженцах. Все местечко промышляло перевозом беженцев через границу. Меня поразил тот факт, что промысел ведется совершенно открыто. На станции железной дороги к пассажирам обращались крестьяне возчики с предложением доставить в Клинцы. Разговоры об этом велись громко - большевики видимо не наблюдали. Я пошел отыскивать в Унече того еврея, который был мне рекомендован, как главный организатор переездов. Но его в Унече не было: по-видимому и он был вынужден бежать на Украйну, - зато оказалось, что перевозом промышляют другие обыватели, - евреи и русские; было много частных домов, превратившихся в постоялые дворы. Хозяева брали с постояльцев большие цены и рекомендовали возчиков, знавших как провезти мимо большевиков. Мне указывали одного специалиста, который устраивал переезды под охраной матросов, сопровождающих подводы. Нас собралось около одного такого постоялого двора целых девять подвод под водительством проводника, знавшего, где в данную минуту стоят большевицкие сторожевые посты и как их объехать. Для крестьян этот промысел необыкновенно выгодный. За один переезд в 40 верст они зарабатывают по 1000 рублей на подводу. В нашу подводу возчик набрал четверых пассажиров, взявши по 250 рублей с каждого. Большевиков мы действительно не встретили и обыскам не подвергались. Это объясняется, как мне кажется, не только познаниями нашего главного проводника, но и общим сочувствием населения. Думаю, впрочем, что сочувствие относилось не столько к беженцам, сколько к выгодному промыслу своих односельчан-возчиков. Всякий встречный крестьянин давал им указания, - в какой деревне есть и в какой нет солдат-большевиков. Расценка этих показаний, впрочем, была неодинакова. Когда к нашему обозу пристал крестьянин, усердно убеждавший нас съехать с поля и углубиться в лес, чтобы скрыться от большевицких взоров, наши возчики его отогнали: по их словам он хотел «навести нас на комара», т.е. просто напросто на шайку разбойников, которые промышляли беженцами несколько иначе. По словам моего возчика в данную минуту препятствием к промыслу служили неоконченные полевые работы: «когда работы окончатся, говорил он, мы по дорогам свою стражу поставим, которая будет нас извещать о каждом движении большевиков». Когда встречный мужик возвестил, что «большевиков всех проехали, теперь герман пошел» - все лица вдруг просияли, так как путешествие было далеко не безопасно. Нам казалось, что большевикам трудно не заметить нашего большого поезда из девяти подвод, скрипевшего шагом и нагруженного богатою кладью, так как с нами ехало именитое купеческое семейство из Москвы. К тому же один из попутчиков, - еврей, дрожавший от страха, утешал нас рассказами о том, как большевики в Унече его сорокалетнего, заарестовали и заставили рыть окопы, да о том, как к нему вторгались в дом грабители в масках, которые истязали его и его жену…».
И наконец, дополним рассказ об Унече образца 1918 года, воспоминаниями местного железнодорожника по фамилии Сиротенко:
«…В это время как раз начал наступать немец и дошел до разъезда Робчик. На ст. Унеча появились целые тысячи мешочников с сахаром, пшеничной мукой, ландрином, тут и пошла гулять спекуляция. Одновременно с мешочниками появились пленные, которые были в плену в Германии и Австрии. Движение пленных представляло ужасную картину, они почти все полунагие шли по шпалам, по несколько сот верст. Ст. Унеча в это время представляла, что-то ужасное. На станции народу видимо-невидимо. Если был какой-либо поезд к отправлению в сторону Брянска, то на него нацепляется столько, что даже не выдерживали крыши вагона. Движение в сторону Гомеля было только до ст. Песчаники и то поезда военные…».
В связи с новым пограничным статусом Унечи, из Брянска сюда был прислан военный комендант Томашевич, а также комиссар по фамилии Аудрин (в некоторых источниках в качестве военного коменданта, напротив, упоминается Аудрин). На станции началась работа по вербовке добровольцев в ряды Красной Армии.
В 1917-1918 годах членом штаба красногвардейских отрядов на станции Унеча работал известный советский партийный деятель Михаил Моисеевич Каганович (1888-1941) – брат знаменитого Лазаря Кагановича (1893-1991). В Унече партийная карьера Михаила Кагановича только начиналась. Впоследствии, при поддержке своего высокопоставленного брата, его служебный рост резко пошел в гору. В тридцатых годах М.М. Каганович работал заместителем наркома тяжелой промышленности СССР, с 1936 года - заместителем, а с 1937 года - наркомом оборонной промышленности. С 1934 по 1941 годы состоял членом ЦК ВКП(б). В 1939-1940 годах М.М. Каганович работал наркомом авиационной промышленности СССР, а затем директором авиационного завода. Жизнь Михаила Кагановича оборвалась трагически. По одной из существующих версий, в 1941 году Сталин попенял Лазарю Кагановичу о том, что его брат «якшался с правыми». Лазарь не посмел выступить в защиту Михаила, но сообщил ему о словах Сталина по телефону. В этот же день М.М. Каганович застрелился. Похоронен на Новодевичьем кладбище Москвы.
Также известно, что в ноябре 1918 года на станции Унеча был организован врачебно-питательный отряд №5 Наркомздрава, который был призван оказывать медицинскую и прочую необходимую помощь проходящим через пропускной пограничный пункт русским военнопленным, возвращавшимся из Германии. Объемы проделанной этим отрядом работы могут дать нам наглядное представление о том, насколько велик был поток следовавших через Унечу солдат, возвращавшихся домой из немецкого плена. Так, за первые три с половиной месяца работы отряда было накормлено более 70 тысяч человек и организован временный приют для 24 тысяч человек. Для выполнения поставленных задач при отряде были организованы амбулаторное и стационарное медицинские отделения, дезинфекционное отделение, питательный пункт и ночлежный дом. Известно, что отряд состоял из врача-заведующего, фельдшеров и санитаров – всего около 30 человек. Помимо основной работы, сотрудники отряда по мере возможности оказывали медпомощь и нуждающимся в ней местным жителям.
Одним из подразделений, четыре месяца охранявшим западную границу молодой Советской России в районе Унечи, стал Первый революционный полк имени Ленина, сформированный в здешних краях из многочисленных разрозненных отрядов. В Жудилове сегодня установлена мемориальная доска, которая гласит, что на этой станции в 1918 году завершилось формирование полка. Некоторое время штаб полка располагался в Староселье, а его подразделения присутствовали в различных населенных пунктах вдоль демаркационной линии. Личный состав полка насчитывал немало уроженцев населенных пунктов современного Унечского района.
Одним из организаторов этого полка, а затем его комиссаром, был уроженец Черниговщины, балтийский моряк, участник штурма Зимнего дворца А.Н. Гарниер (1896-1921), погибший в декабре 1921 года в бою с одной из банд. Командиром полка был Демид Демьянович Гришелев. Помимо местных, в полку служили также поляки, венгры, чехи и даже китайцы. В августе 1918 года полк был переброшен на юг страны, где участвовал в составе 12-й армии в сражениях на полях гражданской войны. Многие из наших земляков-военнослужащих полка, не вернулись на родину. В частности, несколько бойцов полка погибли и были похоронены в Астрахани, где в августе 1918 года они участвовали в подавлении контрреволюционного мятежа.
Известно, что весной 1918 года в Жудилово из Москвы с инспекцией приезжал Николай Ильич Подвойский (1880-1948) – известный советский политический деятель, один из руководителей Октябрьского вооруженного восстания, председатель Петроградского Военно-революционного комитета, детство и юность которого прошли в селе Чаусы под Погаром. В Жудилове он встречался с бойцами и командирами Ленинского полка.
Помимо Первого полка им. Ленина в Унече в июне 1918 года также был сформирован Крестьянский советский полк, состоявший из красногвардейцев и добровольцев из числа местных крестьян. Известно, например, что в составе полка было много найтоповичских крестьян, из которых составили целую роту, которая постоянно располагалась в родном селе. Командиром этого полка был бывший царский офицер, латыш по фамилии Зонне. Штаб полка располагался в Унече. Всего в полку насчитывалось 3 батальона по три роты в каждом. Крестьянский полк был сформирован для тех же целей, что и Ленинский – охранять западную границу Советской России вдоль демаркационной линии. Однако, события уже полыхавшей на просторах России гражданской войны и здесь внесли свои коррективы.
В августе 1918 года положение в Поволжье для большевиков стало критическим. Антисоветски настроенный мятежный Чехословацкий корпус при поддержке белогвардейских подразделений овладел многими ключевыми городами в этом регионе. Для спасения ситуации большевистское правительство срочно начало перебрасывать на Восточный фронт новые подразделения. Одним из таких подразделений стал созданный в Унече Крестьянский советский полк, который был направлен под Симбирск. Впоследствии бойцы полка принимали участие в боевых действиях на Урале, в Сибири, Забайкалье, а также в Советско-Польской войне 1920 года.
В целом, период гражданской войны в нашем регионе был неспокойным временем тревог и ожиданий. Старая власть была свергнута, новая еще только становилась на ноги. В атмосфере хаоса, порой, обнаруживались весьма удивительные вещи. Например, в 1918 году во Мглине местное уездное земство выпустило свои денежные знаки, которые имели хождение на территории Мглинского уезда наравне с официальными деньгами. На лицевой стороне банкнот было написано, что предъявитель данного чека имеет право получить из кассы Мглинского уездного земства в Мглинском и Почепском казначействах определенную сумму – 3, 5, 10 и 25 рублей (в зависимости от номинала чека). Было объявлено, что данные дензнаки действуют только в течение 1918 года. На оборотной стороне банкноты разъяснялась причина их выпуска, которая была весьма проста – свои «деньги» Мглин напечатал ввиду отсутствия в районе дензнаков малого достоинства и неполучения их из Госбанка. Вся сумма чеков, а их было выпущено на более чем 100 тысяч рублей, была обеспечена годовыми капиталами земства и земскими сборами (более миллиона рублей). Печатались они во Мглине, в частной типографии Ошерова. Местные деньги обращались всего 3 месяца - с января по март 1918 года и вышли из употребления после смерти председателя земской управы Шимановского. Сегодня мглинские боны очень ценятся среди коллекционеров, поскольку встречаются очень редко.
В июне 1918 года декретом СНК были созданы так называемые комбеды (комитеты бедноты) - организации сельской бедноты в Европейской части России. Комбеды распределяли помещичьи земли и сельскохозяйственные орудия, совместно с продотрядами и местными Советами проводили продразверстку, набор в Красную Армию. В нашем регионе первый комбед появился в октябре 1918 года во Мглине, а вскоре целая сеть комбедов была организована в селах. Во многих районах эти органы фактически имели полномочия органов государственной власти. В Павловке председатель местного волисполкома даже писал письмо руководству Мглинского уезда, где просил разъяснить, кто имеет больше властных полномочий – местный комбед или волостной Совет.
Советская власть придавала немалое значение пропаганде революционных завоеваний. В 1918 году по всей стране местным властям было предписано широко праздновать первую годовщину революции. И даже в такой глухомани как Унеча события октября 1917 года отмечались по местным меркам с размахом, о чем свидетельствует протокол общего собрания Унечской организации РКП(б) от 3 октября 1918 года:
«…Церемониал празднования таков: шествия начинаются с 9 часов утра 7-го на площади, митинг, где для этой цели сооружается трибуна для ораторов, с площади манифестанты отправляются на кладбище для почтения памяти погибших борцов. В 6 вечера митинг в театре, в 8 ч. – спектакль. 8-го парад воинским властям и прибытие из Брянска роскошно декорированного праздничного поезда с оркестром и хором, который пройдет до демаркационной линии. Вечером митинг-концерт».
Ближе к годовщине, собрание от 27 октября 1918 года в протоколе отмечало следующее:
«…С технической стороны к празднованию все готово. Установлено, где должны быть построены арки, трибуны и различные украшения. Организуется хор, оркестр и труппа артистов. Подобраны и соответствующие пьесы...».