| Главная » Статьи » Исследования » Музейные исследования |
Голик Н.А., директор Унечского краеведческого музея Унеча к.XIX-н.XXвв по воспоминаниям её жителей.Эпиграфом к моей работе могут послужить слова одного из первопоселенцев Унечи Л.Г.Кокотова, которыми он предваряет свои воспоминания, адресованные детям и внукам: « ... Сколько раз мне хотелось заглянуть в свое прошлое. Человек, на мой взгляд, начинается далеко до своего рождения. Кто те люди, чья кровь течет в моих жилах? Кто те, у кого я унаследовал свой характер? ... Громада времени, отделяющая события от дней, когда я пытаюсь о них вспомнить, конечно, наложит на мои записки свою печать. Не все факты были, вероятно, такими, какими я их истолковываю сейчас. Но, во всяком случае, такими они запечатлелись в моей памяти, в моей душе… Я был свидетелем крупных событий в жизни нашей страны. Но моя личная роль в них невелика. Я жил жизнью рядового человека. И все же и в ней отразилась эпоха, интереснейшая эпоха истории…» День сегодняшний зиждется на дне вчерашнем.
Моя работа построена на воспоминаниях жителей нашего города или людей, некоторое время побывавших в нем, причем использовались только письменные источники: письма, книги, документально заверенные воспоминания и т.д. Так как тема очень обширна и многостороння, я взяла для нынешней работы лишь небольшой период времени: конец XIX века и около 20 первых лет XX века. В будущем, работа над темой будет продолжена. Первопоселенцами Унечи были железнодорожники и торговцы – евреи, именно они и оставили наибольшее количество воспоминаний об этом периоде. Всего мною были использованы материалы воспоминаний девяти человек. Причем, некоторые из них, были составлены в 1927 году, т.е. не так давно от описываемых событий, и, кроме того, в этот период они еще не были идеологически приглажены, что делает их более объективными и достоверными. Хотя, конечно, определенная доля субъективности обязательно характерна для любых воспоминаний. Условно работа поделена на временные части: дооктябрьский период, революционные события 1917 года и период гражданской войны. Итак, Унеча конца 19 века глазами первопоселенцев. Из «Дневника воспоминаний» Дуди Авигдора, сына первопоселенца Унечи Авраама Йоффе: «Городок Унеча основан в 80-х годах прошлого века при создании железнодорожной станции Полесье семнадцатью еврейскими семьями. Среди этих семей, в основном занимающихся лесоторговлей, была и наша семья. У евреев, не принадлежащим к 17 семьям основателей, до 1902 года не было права жительства в Унече, и когда уездная полиция приходила их выселять, они закрывали дома и собирались возле столба на территории города, где сходились три уезда». (Мглинской, Суражский, Стародубский- Н.Г.). Из книги другого первопоселенца Л.Г. Кокотова «Моим детям, внукам, правнукам»: «В годы моего детства это был убогий поселок. Стоит мне закрыть глаза и встает он со своими не просыхающими лужами, с кривобокими домишками, с огромной грязной базарной площадью, на которой горбатились подслеповатые лавчонки, от которых разносился неистребимый запах дегтя, керосина, ржавой селедки. Всё - и дома, и лавки, и щербатые дощатые тротуары, как их у нас называли «кладки», и пыльные улицы, - все имело одну серо - грязную цветовую гамму. Ни на улицах, ни во дворах не было ни одного кустика, ни одного деревца. Бывало, энтузиасты пробовали сажать деревья, даже были попытки на части базарной площади насадить парк, но козы упорно уничтожали их раньше, чем они успевали укорениться… И снова вспоминает Дуди Авигдор Йоффе: «…Население в своем большинстве было еврейским. Христиане же были в основном служащими и рабочими железной дороги. Они жили в домах вдоль железнодорожных путей, напротив большой площади, перед длинным рядом базарных магазинов. Евреи сосредоточились на четырех-пяти улицах, застроенными деревянными домами, покрытыми жестью или черепицей из тонких деревянных дощечек. Среди этих домов выделялась большая синагога. Эта синагога служила поводом для зависти христиан – у них в городке не было ни церкви, ни постоянного священника, так что приходилось обходиться молельней в большом паровозном депо, а затем залом в первом отделении путей сообщения. Жители Унечи частично были мелкими лесовладельцами, торговцами, коммивояжерами, ремесленниками. Многие из них ездили по окрестным селам, скупали сельскохозяйственные продукт и затем продавали их в городе. Только немногие из них были зажиточными, большинство жили бедно, но не нищенствовали. Была жестокая конкуренция, в основном между лавочниками, так что в утренние часы спорили за каждого покупателя, пришедшего на базар тянули его каждый в свою лавку. После обеда метались в поисках того, кто одолжит им несколько рублей для покупки нового товара, так как в городе не было банка… Общественная жизнь сосредотачивалась в синагоге, где молились по три раза в день и читали недельную главу Торы по субботам. Вместе с тем жители Унечи внимательно следили за происходящим в России и в мире – читали русские газеты…» Из книги Л.Г.Кокотова: «Наше местечко было разделено на две части, глубокий ров разделял их. Там за рвом была так называемая полоса отчуждения, царство железнодорожников. Жили железнодорожники в добротных, крашенных в желтый цвет, казенных домах. У каждого дома садик, огород, хлев, полный живности. Была и целая улица собственных домов, в которых жили машинисты, паровозные кочегары, кассиры, дежурные по станции, стрелочники, кондукторы. Жили они все как-то основательно. Еврейские лавочники и ремесленники считали их солидными покупателями, заказчиками. Главенствовал у железнодорожников начальник депо Соколов. Занимал он с семьей самый большой дом. У дома был разбит сад. Рассказывали, что в этом саду растут какие-то редкие деревья. На зиму здесь же у дома заливался каток с ледяной горкой. На катке устраивались праздники с цветными фонариками – фейерверком». О Соколове осталось много воспоминаний разных людей, иногда довольно противоречивых. Вот некоторые из них. Дуди Авигдор Йоффе: «Соколов – начальник железнодорожного депо. Это был человек мастер на все руки, достигнул высокого положения своим трудом, начав с должности простого механика, человек очень интеллигентный, либеральных взглядов, организатор всей культурной жизни городка. (Он был организатором и руководителем народного театра, существовавшего много лет. - Н.Г.). Перед его домом находилась огромная площадка, которая зимой превращалась в каток. Будучи хорошим садовником, он посадил фруктовый сад, который радовал глаз». А вот мнение одного из унечских ж/д-ков И.И.Пирютко: «От него зависело все, а был он начальником паровозного депо, но командовал и станцией и всем движением… А ещё Соколов Н.Г. был начальником дороги частно-владельческого общества узкоколейного пути Унеча - Стародуб, поэтому и чувствовал себя главным. Распоряжался всеми и всем, как хотел. Очень грубо обращался с рабочими на ж. д. транспорте». Многие жители нашего города пишут о важной роли вокзала в культурной жизни: Первопоселенец Евсей Гурвич: «В Унече не было никаких клубов, парков и бульваров. Все, особенно молодежь, гуляли на перроне вокзала. Выходили встречать поезда (пассажирские), которые тогда стояли в Унече по часу. Там и выпивали в буфете». Об этом же вспоминает Л.Г. Кокотов: «Культурная жизнь в городке была очень скудной, жилось скучно, в основном зимой и осенью. Духовной пищей жителей, в том числе молодых, было наблюдение за поездами, проходящими 4 раза в день в двух направлениях в 6 часов, в 12, в 18 и в 22. Никто не пропускал этого зрелища, особенно молодежь, и перрон всегда был заполнен людьми, прогуливающимися вдоль путей. Здесь можно было услышать свежие сплетни и завести культурную беседу, но в основном, это было любопытство людей из маленького и скучного городка перед большим миром, находящимся вовне, особенно любопытно было смотреть за пассажирами первого класса – нарядными офицерами, дамами в драгоценностях – их важность повергала в шок жителей городка, которые и мечтать не могли когда-либо приблизиться к их уровню». Интересным воспоминанием делится Дуди Авигдор Йоффе: «Я помню, как пассажиры, среди них уважаемые торговцы, стояли на перроне в ожидании поезда. Билеты никто не покупал, зачем обогащать казну, если можно за полцены купить у кондуктора. И вот подходит поезд, кондуктор выходит – огромного роста русский мужик с большим пузом и во весь голос провозглашает по-русски – «Станция Унеча, стоянка 12 минут». И сразу на иврите: «Не бойтесь служителя Якова» - и все пассажиры устремляются в вагон. Если же есть контролер, то на иврите произносились другие слова – «Едет ангел смерти» - и все бегут покупать билеты. Иногда присоединялись два пассажирских вагона к товарному поезду, едущему медленнее. Это называлось четвертым отделением и билеты здесь стоили вдвое дешевле. Евреи сразу же прозвали такой поезд «подаянием для нищих». Ещё немного на железнодорожную тему. Л.Г.Кокотов: «В Стародуб из Унечи добирались знаменитой «водинкой» - по фамилии инженера – Водинский. Поезд состоял из игрушечных трех - четырех вагонов. Этот состав, отчаянно пыхтя, с трудом тащил столь же игрушечный паровозик. Скорость была такая, что мы мальчишки на многих участках соскакивали на ходу и шли рядом со «спешащим» вперед поездом. Иногда удавалось нарвать букет цветов и легко догнать ушедший вперед состав. По дороге были три или четыре остановки. Стоял на них поезд очень долго. Очевидно, паровозику нужно было отдохнуть раньше, чем двинуться дальше. Но при всем этом «водинка» процветала и приносила изрядную прибыль предприимчивому инженеру». Движение в местечке велось также и на гужевом транспорте: Л.Г.Кокотов: «На небольшой привокзальной площади всегда стояли «балагулы» - извозчики. В видавшие виды экипажи впряжены понурые лошаденки. До сих пор не понимаю, как на этих лошадях можно было благополучно довести битком набитые людьми, обвешанные корзинами, узлами телеги, которые по недоразумению назывались фаэтонами». А вот как выглядело появление первого автомобиля в Унече: Л.Г.Кокотов: « В один прекрасный летний день на пристанционной площади появился автомобиль. Вся Унеча, взрослые и дети, сбежалась посмотреть на чудо. Мы стояли и слушали рассуждения взрослых. Как движется эта телега без лошадей, сколько она стоит, что теперь будут делать «балагулы»? А «балагулы» стояли приунывшие у своих экипажей с горькими думами. Но не долго торжествовала техника. Лошаденки, хотя и худые, взяли верх над техникой. Это случилось при первых осенних дождях. Блестящий автомобиль где-то увяз в непролазной грязи в глубокой колее расплывшейся глинистой дороги. Пришлось его вытаскивать тем же лошадям. Так исчез, к удовольствию «балагул», их конкурент - автомобиль…» Страшной действительностью России начала 20 века были еврейские погромы. Не обошлось без них и в Унече. Из воспоминаний Дуди Авигдора: «Забастовки железнодорожников нарушали экономическую жизнь страны. Правительство переводит весь народный гнев не еврейское население, всюду начинаются еврейские погромы. Известие пришло и к нам. В каждом из трех близлежащих городках уже были расправы. И назавтра, в воскресенье, подготавливали погром и в нашем городке. Было организовано ядро для создания самообороны. 17 револьверов и 1 из них без дула. Беспокойство и тревога охватили всех. Назавтра все семьи собрались вместе во дворе нашего огромного дома. Мужчины вооружились топорами, чтобы защитить женщин и детей. Отец сидел спокойно на крыльце, когда многочисленная толпа крестьян из близлежащих деревень начала стекаться к базарной площади, шли пешком, ехали на повозках. Около нашего крыльца проходили крестьяне из деревни Позданка, в которой отец нанимал на работу крестьян и, когда деревня сгорела дотла, помогал крестьянам отстраивать ее заново, снабжая стройматериалами бесплатно. Проходя мимо нашего двора крестьяне испытывали смущение, проходили, приговаривая «Мы, Авраам Беркович, идем лишь поглядеть». Многочисленная толпа собралась на базарной площади. Толпы разъяренных крестьян врывались в дома, магазины. Им вышла навстречу группа молодых людей всего 17 человек. Это выглядело очень смешно. Из толпы вышел один из подстрекателей, взобрался не прилавок и спустил штаны. Обратясь к удивленным евреям, он сказал, что две деревни уже целовали его в жопу и пришел черед третьей. В тишине резко прозвучал выстрел. Подстрекатель упал, прошитый пулей. На мгновение толпа отпрянула, но после минутного замешательства приступила к грабежу. В это время отец находился во главе всей общины на улице железнодорожников. Соколов выставил охрану, вооруженную винтовками возле своего дома, в котором находились евреи, из опасения, что толпа не ограничится разграбленным рынком, и может продолжить грабеж домов. К сожалению, Соколов отказался впустить всех, он был готов принять лишь несколько семей. Отец вынужден был отказаться, оставил его и обратился к толпе: «Господь поможет нам» Все вернулись к нам во двор и стали ждать нападения толпы. Однако случилось непредвиденное, что изменило планы бунтовщиков и спасло нас всех - один из бунтовщиков обратился к толпе: «Зачем нам тратить время на магазины и на евреев, когда перед нами склады, полные товаров. Это будет платой за наши труды» И толпа обратила свои взоры на склады, стоящие напротив рыночной площади. Соколов, которого мучила совесть за отказ, отцепил паровоз с одним вагоном и поехал на соседнюю станцию Клинцы, где располагался военный батальон. Он нашел командира и сообщил ему, что взломали и грабят товарные склады. Он взял с собой в вагон 30 солдат и офицера. Прибыв на место, офицер приказал дать предупредительный огонь, толпа в панике бросилась в разные стороны. Евреи из преследуемых превратились в преследователей. Они останавливали повозки и заставляли владельцев вернуть награбленное добро. Так были восстановлены тишина и порядок в нашем городе. Но внешний вид разграбленных магазинов был удручающий. Да и были жертвы – 3 убитых среди русских и 1 раненый из оборонявшихся. Но тревожные настроения сохранялись еще очень долго, так как чувство поражения не давало покоя погромщикам. Так как в больших городах погромы заканчивались большим грабежом и обходились без жертв со стороны погромщиков и это снижало напряжение. У нас же в городе все знали, что погромщики пали от рук оборонявшихся. Поэтому, как только возобновлялось железнодорожное движение, моя сестра Сара и один из парней уехали в Гомель и привезли охотничьи ружья, спрятанные в рулоны с тканью. Один инженер научил их изготовлять простейшие примитивные бомбы в банках из под какао. Организовали несколько взрывов и пустили слух, что бомбы установлены на рыночной площади и во всем железнодорожном квартале. И лишь возобновятся погромы, бомбы будут взорваны. Железнодорожники включили евреев в совместные дежурства, смены. Так продолжалось почти 2 недели, пока не улеглись страсти». Революционные события 1917г., всколыхнувшие всю Россию, в Унече протекали довольно мирно . Из воспоминаний Васеко: «Около 3-го марта 1917 года в Унече стало слышно, что в центральных городах России рабочие сбросили вековой гнет самодержавия. И вот 5-го или 6-го марта в 10 часов утра со ст. Рассуха телеграфист по аппарату секретно передал, что поездом №3 едет отряд для снятия и разоружения жандармов и стражников. К прибытию поезда вышли жандармы, не зная, что едет отряд. Когда прибыл поезд, отряд с красными бантами на штыках винтовок в 2-3 секунды вышел на платформу и бросился с криком «руки вверх» к жандармам, каковых и разоружили без перестрелки. Разоружение стражников также прошло без кровопролития. После разоружения отряд сделал на базаре митинг, на каковой собралось население Унечи и прилегающих сел до 3-х тысяч человек, где было разъяснено гражданам, что настал час освобождения народов России». Примерно те же воспоминания об этом событии оставил и железнодорожник Сиротенко: «Как сейчас я помню 15 марта 1917 года, когда прибыл поезд со стороны Брянска на ст.Унеча, около 2 часов дня. В это время на ст. Унеча были два жандарма Снитко и Киселев, которые встречали поезд. Как только остановился поезд, вышли какие-то военные, подбежали к ним и потребовали сдать оружие, они не сопротивлялись ту минуту, сдали револьверы и шашки и аксельбанты, после чего им предложили показать их канцелярию, там все, что революционерам нужно было, они забрали и сейчас же побежали на поселок, там, сделав свое дело, без всякого сопротивления со стороны стражников пришли на станцию, где был проведен митинг о том, что царя свергли и теперь мы должны жить свободно, никого и ничего не бояться и взять бразды правления государством в свои руки». Снова пишет Васеко. «Весь март шли митинги, в каковых самое активное участие принимали железнодорожники ст. Унеча. В отделе был избран революционный комитет, в каковой большинство было введено офицеров отряда, стоявшего на ст. Унеча. Тогда же было объявлено о формировании добровольной милиции из населения Унечи для охраны поселка и станции. До 7-го ноября, т.е. Октябрьской революции власть в поселке была всецело в руках меньшевиков и разных темных личностей». Из воспоминаний паровозного машиниста В.Д.Туманова:«В это время в Унече и окрестностях стоял отряд конной сотни. Они защищали интересы буржуазии, интересы Временного правительства и открыто поддерживали лозунг Керенского (глава Временного правительства) « Война до победного конца».Интересно прошли выборы в Учредительное собрание в Унече: Туманов. «По указанию Временного правительства унечская кучка богатеев готовилась к проведению выборов в Учредительное собрание. Местом для голосования был предназначен постоялый двор купца Серебренникова.Уже были подготовлены листовки на кандидатов, стояли урны для голосования. Мои разведчики доложили о готовящемся. Я с отрядом нагрянул вовремя на эту кучку, арестовали главарей и посадили их под арест, изъяли у них листовки, призывающие голосовать в учредительное собрание, и урны и все это выбросили в болото и похоронили их там, сказав что теперь будем делать свои выборы. По моему указанию собрались представители от рабочих, крестьян, служащих, солдат и даже казаков. К этому времени нам удалось уже подготовить и казаков, убедить их в том, что они стоят на неправильном пути, защищая власть Керенского и его правительства.Сюда пришли и представители из окружающих деревень. Разогнав кучку богатеев, мы здесь же на месте сделали выборы в Совет рабочих, крестьянских, солдатских и казацких депутатов. Все лобазы и склады с товарами и продуктами находились в руках интенданта армии Временного правительства Грущинского...» Кстати, об этом Грущинском совершенно случайно обнаружились материалы в гомельском архиве среди текстов докладов таинственного жандармского подполковника В. за январь 1917 года. В них подполковник рассказывает о курьёзном случае с заведующим интендантским магазином в поселке Унеча, военным зауряд-чиновником Грущинским, пьницей и картежником, который, чтобы погасить карточный долг, взял деньги из кассы магазина, а во время ревизии в присутствии ревизоров бегал по Унече и одалживал требуемую сумму у своих картежных друзей Соколова, Бельцова. Автор доклада сетует, что « после ревизии Грущинский успокоился и в настоящее время вновь крупно играет и пьянствует, получая и привозя спиртные напитки откуда-то из-за Гомеля. Можно с уверенностью сказать, что в данное время растрата казенных денег значительно превышает 4880 рублей, не достававших в момент поверки суммы воинским начальником». А вот описание октябрьских революционных событий в Унече: Васеко. «После победы рабочих в октябре в Унечу приехал поезд с матросами. Были поставлены в Унече для порядка несколько человек из них, а также назначен комиссар. В то же время был избран первый совет крестьянских и рабочих депутатов, куда вошел все-таки, под видом матроса, председателем совета впоследствии бежавший урядник».Особенно яркие воспоминания остались у жителей Унечи от 1918 года. Сиротенко: «В это время как раз начал наступать немец и дошел до разъезда Робчик. На ст. Унеча появились целые тысячи мешочников с сахаром, пшеничной мукой, ландрином, тут и пошла гулять спекуляция. Одновременно с мешочниками появились пленные, которые были в плену в Германии и Австрии. Движение пленных представляло ужасную картину, они почти всеполунагие шли по шпалам, по несколько сот верст. Ст.Унеча в это время представляла, что-то ужасное. На станции народу видимо-невидимо. Если был какой-либо поезд к отправлению в сторону Брянска, то на него нацепляется столько, что даже не выдерживали крыши вагона. Движение в сторону Гомеля было только до ст. Песчаники и то поезда военные». Васеко. «… Возле билетной кассы народ стоял по неделе в очереди. Вагоны поездов были облеплены людьми как мухами». Л.Г. Кокотов. «…С оккупацией немцами Украины между Стародубом и Унечей легла демаркационная полоса. Унеча в те времена бурлила. Обычно сонная, тихая Унеча не видела такого количества чужих людей, никогда здесь не было такой кипящей политической жизни. Унечей тогда управлял Ревком, интенсивно работало ЧК. Здесь формировал свой Богунский полк Щорс. Сюда хлынула армада спекулянтов, мешочников. Поезда приходили битком набитые. Площадки, тамбуры, крыши вагонов, все было заполнено. Из глубины Советской страны - Брянска, Москвы, Тулы - приезжали люди с мешками, полными всякой тканью, одеждой, домашней рухлядью, и все это менялось у спекулянтов, привозивших из-за демаркационной линии сахар, ландрин (так называли леденцы), муку, сало. В Унече появились ловкие люди, сумевшие привозить целые обозы продовольственных товаров. У них были свои люди среди немецких офицеров, солдат, которые за взятки закрывали глаза, когда обозы проходили на сторону красных. В другую сторону вывозились промышленные товары, в которых терпела нужду Украина». Интересные зарисовки об этом же встречаются в путевых заметках беженца известного русского философа и общественного деятеля князя Евгения Николаевича Трубецкого, побывавшего в Унече осенью 1918г, написанных им летом 1919 года: «Все местечко промышляло перевозом беженцев через границу. Меня поразил тот факт, что промысел ведется совершенно открыто. На станции железной дороги к пассажирам обращались крестьяне - возчики с предложением доставить в Клинцы. Разговоры об этом велись громко — большевики видимо не наблюдали. Перевозом промышляют другие обыватели, — евреи и pyccкие; было много частных домов, превратившихся в постоялые дворы. Хозяева брали с постояльцев большие цены и рекомендовали возчиков, знавших как провезти мимо большевиков. Нас собралось около одного такого постоялого двора целых девять подвод под водительством проводника, знавшего, где в данную минуту стоят большевицкие сторожевые посты и как их объехать. Для крестьян этот промысел необыкновенно выгодный. За один переезд в 40 верст они зарабатывают по 1000 рублей на подводу. В нашу подводу возчик набрал четверых пассажиров, взявши по 250 рублей с каждого. Всякий встречный крестьянин давал им указания, — в какой деревне есть и в какой нет солдат-большевиков. Когда встречный мужик возвестил, что «большевиков всех проехали, теперь «герман» пошел» — все лица вдруг просияли, так как путешествие было далеко не безопасно. Нам казалось, что большевикам трудно не заметить нашего большого поезда из девяти подвод, скрипевшего шагом и нагруженного богатою кладью, так как с нами ехало именитое купеческое семейство из Москвы. В стране, занятой «германом», было тоже чрезвычайно интересно; тут мне пришлось наблюдать первые симптомы нравственного разложения — передававшегося от нас германской армии. Дело было к вечеру. «Когда увидите огонек в лесу — предупреждал нас встречный мужик, — вы на него не езжайте. Это германская сторожка будет. Там вас обыщут, да задержат; лучше, не доезжая до сторожки, сверните влево». Так мы и собирались поступить. Увидав сторожку, мы попытались свернуть влево, но как раз у перекрестка были остановлены криками «Halt» (Стой) немецкого часового. Ехавшие в передней телеге хотели откупиться семьюдесятью пятью рублями, но немец запротестовал. «Сосчитайте сами, — говорил он, — вас девять подвод, по 15 рублей с каждой — стало быть, с вас следует ровно сто тридцать пять рублей». Очевидно, это была установленная такса за право проезда; получив ее, немец любезно указал нам путь влево, в объезд сторожки, которую необходимо миновать, чтобы она не была обязана нас обыскивать. Для меня несомненно, что в этом промысле участвовал весь караул, в том числе и господа офицеры. Мы свернули влево настолько близко от сторожки, что там, конечно, не могли не слышать отчаянного скрипа наших немазаных колес. Крестьяне-возчики наблюдали эту сцену с довольным выражением сочувствующих знатоков дела. «Надыть покормить «германа»,- говорил один, а степенный мужик, с окладистой бородой, тут же наставительно заметил: «Вы, барин, не смотрите на «Германа», — Россея их образует, все выучатся воровать понемногу; вот как взятки уж берут». Снова вспоминает Л.Г. Кокотов: «Буйная торговля расцвела в Унече в те дни еще и потому, что советские органы, очевидно, поощряли этот приток продовольствия. Я сужу об этом потому, что в Унече действовал государственный обменный пункт, где за продовольствие можно было получить промышленные товары. Кстати, в Унече не было и заградительных отрядов, которые препятствовали деятельности спекулянтов и мешочников. Проходил через Унечу и поток буржуазии, стремившейся бежать из красной России. У нас ходили легенды. Говорили, что пробрался какой-то владелец крупных текстильных фабрик, который переоделся шарманщиком и в шарманке унес огромные ценности. Наш дом стоял напротив ЧК. Я неоднократно видел, как под охраной вооруженных людей во двор ЧК въезжала подвода с узлами, чемоданами, сундуками, задержанными при попытке нелегального перехода границы. Мы, конечно, при всех строгостях проникали во двор и были свидетелями происходящих обысков. Руководила этой ЧК небезызвестная вам Фрума Хайкина. Она заслуживает отдельного разговора, поэтому сейчас я приведу лишь несколько высказываний о ней людей, встречавшихся с ней: Железнодорожник Васеко: « В то же время в Унече появилась с отрядом китайцев некто Хайкина, каковая своими суровыми мерами навела страх не только на спекулянтов и эмигрантов, но и на красногвардейцев Богунского полка. Многих из солдат она расстреляла, каковые восстали и желали убить её и китайцев. Но она, бросив бомбу в отряд, бежала». Машинист В.Д.Туманов: «Фрума Хайкина небольшого роста, черненькая, худенькая - смелый и энергичный командир - гроза буржуазии. Она жестоко расправлялась с врагами советской власти. Достаточно ей узнать чуждое настроение белогвардейца или буржуа-эксплуататора: "Расстрел"! - приказывала Фрума. И китайцы эту миссию выполняли безотступно». Вот такая Хайка-Чрезвычайка! Вспоминает Я.В. Кровко: «В годы гражданской войны в Унече была создана самооборона, в которой участвовал и я со своими братьями Кровко Григорием и Кровко Михаилом. Мы были в подрывной части, минировали мост на реке Унеча, чтобы из Робчика к нам не пришли немцы. Они расположились под Клинцами в деревне Робчик». Интереснейший случай описывает Васеко: «Во время пребывания немцев в Клинцах в 1918 году ежедневно появлялись над Унечей аэропланы, и каждый железнодорожник и житель поселка выкапывал себе в земле блиндаж, так как с аэропланов сбрасывались бомбы. В один из таких налетов случилась катастрофа, но благодаря рабочим депо катастрофа оказалась не роковой для Унечи. Прилетели из Клинцов два аэроплана, начали обстреливать из пулеметов и сбрасывать бомбы, причем одна бомба попала в состав из 13-ти вагонов, стоявших на станции с перекселиновыми шашками и снарядами, и крайний вагон загорелся. Рабочий депо Жерницкий, рискуя жизнью, побежал и отцепил вагон, а 12 вагонов утащил паровозом, после чего получился взрыв. Вагон разлетелся в щепки, и во всех окнах станционных зданий и поселка выбились стекла. Рабочий Жерницкий отбежал 100 шагов, и был сильно ранен». Вот так простым железнодорожником была спасена станция Унеча. Много воспоминаний сохранилось о бурной общественной жизни Унечи в этот период: Сиротенко восклицает: «….А сколько за это время было митингов, собраний и совещаний и заседаний, всевозможных организаций, то перечислить нельзя…» Ему вторит Л.Г.Кокотов: «…А ещё я помню митинги. Они проходили или просто на базарной площади, или в огромном бараке. Мне памятны выступления многих ораторов, но особенно мне врезалось в память выступление некого Писаревского, начальника милиции. Выступал он часто. Но одна его речь незабываема. Произнес он ее на митинге, созванном по случаю убийства Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Митинг состоялся на базарной площади, слушателями были съехавшиеся на базар крестьяне, крестьянки, местные лавочники, перекупщики, небольшое число железнодорожников, единственные представители местного пролетариата - ремесленники. Уверен до сих пор, что 99 процентов слушателей понятия не имели о Либкнехте и Люксембург. Но Писаревский заставил всех слушать, настроил аудиторию на соответствующий лад. Я сам видел, как многие плакали. Помню его широкоплечую, сутулящуюся фигуру, стоящую на телеге. Писаревский ждет, терпеливо ждет, когда люди утихомирятся, базарный шум и галдеж прекратятся. И вдруг неожиданно громовым голосом: - Шапки долой! Я буду говорить о жертвах Коммуны! Люди еще не знают, в чем дело и, подчиняясь этому требованию, все обнажили головы. И полилась речь, посыпались слова и каждое, как удар по сердцу. Он клеймил убийц, предателей социал-демократов, кровавую собаку Носке. Помню, что он цитировал горьковского «Буревестника», читал Гейне. Он покорил всех и особенно меня, иначе бы я не запомнил его речь». В заключение мне хотелось бы привести слова первопоселенца Унечи Авраама Йоффе: «Всё, что ни делается, делается к лучшему». И ещё: «Прекрати жаловаться, что все плохо, а то господь покажет, что бывает еще хуже». Давайте и мы с вами будем стараться жить по этому принципу, завещанному нам предками. Источники:
Фондовые материалы Унечского краеведческого музея:
в Унече и построение Советской власти.
. | |
| Просмотров: 1484 | Комментарии: 2 | | | |
| Всего комментариев: 2 | |||
| |||
