Главная » Статьи » Исследования » Работы коллег |
Аннотация Статья посвящена исследованию экстремальной повседневности детей и подростков в условиях военного времени в годы Великой Отечественной войны. Исследование проведено на основе анализа собранных в 2013-2022 гг. студентами новозыбковского филиала БГУ воспоминаний сельских и городских жителей юго-запада Брянщины и востока Гомельщины. Исследуются особенности становления личности подростка, его переход из детства в иное состояние, предшествующее статусу молодого человека в условиях Второй мировой войны и переходного типа общества. В статье отражены проблемы военного детства и положения подростков в военный и послевоенный период. Раскрыта повседневная трудовая жизнь детей и подростков по их воспоминаниям. История изучения военного детства в российской гуманитарной науке насчитывает несколько десятилетий. Обращение к теме военного детства связано с появлением нового фокуса внимания на очевидцах событий, в судьбе которых война определила их будущее, оказалась определяющим фактором выживания и преодоления в рамках экстремальной повседневности. Дети и подростки лишились привычной семейной атмосферы тепла, заботы и уюта. Они буквально перешагнули через детство, юность и столкнулись с проблемами, которые, подчас, даже взрослым сложно было решить. Изучать военное детство и отрочество — значит понять, как формировалась личность ребенка и подростка в условиях войны, масштабной и ни с чем не сопоставимой по жертвам и трагедиям. Советское общество 1940-х гг. представляло из себя переходный тип с множеством черт традиционализма, смешанных с чертами нового индустриального общества. Для традиционных культур подростковый период жизни человека часто остается скрытым, допускается наличие детей, молодежи и взрослых, а подростки остаются на периферии научного исторического знания. При этом нужно помнить, что это поколение и составило развитое советское общество второй половины XXв., оно определило целую эпоху в истории нашего общества. Таким образом, феномен военного детства продолжает быть актуальным для изучения в рамках российских гуманитарных наук. Цель нашего исследования - определить особенности становления личности подростка, его переход из детства в иное состояние, предшествующее статусу молодого человека в условиях Второй мировой войны и переходного типа общества. Многие исследователи посвятили свои работы изучению повседневной жизни подростков военной поры и подростков переходного общества от традиционного к индустриальному. Парамонов В.Н. исследовал вопросы социального положения рабочей молодежи на промышленных предприятиях РСФСР в период Великой Отечественной войны. В рассматриваемый период происходила ускоренная социализация юношей и девушек, поскольку в условиях дефицита рабочей силы подростки и молодежь стали одним из основных источников пополнения рабочих кадров промышленных предприятий [14]. Пермский историк Ромашова М.В. в своем научном труде «Трудовое взросление в СССР в1940-х гг.» освещает аспекты государственной политики детства, связанные с трудовым воспитанием и взрослением подрастающего поколения в послевоенные годы [16]. Шалаумова А.В. занимается изучением тыловой повседневности детей и подростков в условиях военного времени в годы Великой Отечественной войны на основе анализа архивных материалов и периодической печати материалов Бондюжского района ТАССР. В научном труде исследуются особенности военной повседневности детей и подростков, анализируется их трудовая деятельность [19]. Хисамутдинова Р.Р. пишет об использовании труда подростков и детей в сельскохозяйственном производстве уральского села в годы Великой Отечественной войны [18]. В научном труде Кононова Н.Г., Величко А.В. «Сельская молодежь Курской области в 1941 - 1942 гг.» затрагиваются вопросы участия подростков и молодежи в проведении сельскохозяйственных работ [11]. Размышляя о повседневных аспектах в экстремальных условиях, И.В. Реброва рассмотрела мир детской повседневности в условиях оккупации Северного Кавказа в годы Великой Отечественной войны. Автор подчеркивает парадоксальность детской военной повседневности в том, что «она не слишком разительно отличалась от мирного времени. Менялись игры, сокращалось время, проведенное на улице без присмотра взрослых, появлялись чувство заботы о членах семьи и некоторая «взрослость» при поисках пищи и средств к существованию» [15, с. 82]. Однако следует отметить отсутствие исторических научных публикаций по региону пограничья Брянщины и Гомельщины, объектом которых были бы подростки военной поры. Более представленным выглядит культурно-антропологическое направление исследований. Так, работа Т.А. Мищенко и др. «Девичество как «непроявленный» элемент традиционной культуры (по материалам записей традиционного фольклора Восточного Полесья)», рассматривает девичество 1940-х- начала 1950-х гг. как особый возраст, где его главным предназначеньем было - смотреть, учиться, подражать, усваивать, чтобы перейти в возраст «девушки на выданье» и вступить в брак [13]. В качестве источников используются устные свидетельства детей войны, перенёсших наряду со взрослыми тяготы военного времени, которые представляют отдельный научный интерес. Фурсина Н.О. выделяет преимущества устной истории, которые состоят в том, что «…она передает «дух времени», который очень трудно порой уловить из официальных документов; это живая история, которая способствует преодолению обезличенности как конкретной темы, так и исторического процесса в целом; восполняет отсутствующую информацию» [17, с. 280]. Мы используем собранные в 2013-2022 гг. студентами новозыбковского филиала БГУ воспоминания сельских и городских жителей юго-запада Брянщины и востока Гомельщины, которые в детстве и раннем подростковом возрасте пережили период оккупации и освобождения края в 1941-1943 гг. Среди опрашиваемых преобладают женщины, что отражает объективную ситуацию с разной продолжительностью жизни людей в нашей стране и сопредельных государствах. Сейчас это пожилые люди, которые много лет прожили в своих родных местах, возродили мирную жизнь в послевоенный период, создали семьи и обеспечили последующим поколениям устойчивый мир, поддержку и развитие. Интервью собирались по созданному опроснику. Устные воспоминания о военном детстве наполнены описаниями взаимоотношений с членами семьи, а также с соседями, сверстниками, друзьями и врагами. Но в отличие от мирного времени, когда основные бытовые заботы лежали на плечах взрослых, теперь детям часто приходилось самим заботиться о себе и своих близких. Из данных воспоминаний создан цифровой архив из аудиозаписей и их расшифровок, в нем хранится 26 записей. Опубликованные воспоминания детей являются очень важным источником, так как в них запечатлены не только исторические события, но и эмоции, связанные с отношением к этим событиям. В нашей статье использовались воспоминания о военном детстве жителя г. Унечи Сергея Ложечко, которые опубликованы в виде книги под названием «Дети войны, или подранки» в 2021 гг. Автор пишет про военное детство, про трудные, совсем не детские испытания в военные и послевоенные годы [12]. В работе были использованы и неопубликованные воспоминания Дмитрия Гержедовича, жителя Новозыбкова и Федора Даленкина, ученика 9 класса средней школы имени М.И. Калинина, характеризующие повседневную жизнь мирного населения в период немецкой оккупации Новозыбкова, которые хранятся в фондах Новозыбковского краеведческого музея. В условиях начавшейся Великой Отечественной войны у детей и подростков существенно изменилась повседневность. Произошло резкое сокращение трудоспособного населения в селах и городах в связи с массовой мобилизацией на фронт мужчин. Основная тяжесть военных невзгод легла не только на хрупкие женские плечи, но и на неокрепшие плечи подростков и детей. Игры, как часть повседневности, не могли исчезнуть из жизни детей, однако в их игровом пространстве явно не хватало игрушек и свободного времени. Так как, большую часть дня несовершеннолетние проводили в труде, а разница между городским и деревенским детством практически исчезла. Великая Отечественная война ускорила процесс индустриализации, которая была переориентирована на развитие военной оборонной промышленности. У предприятий возникли сложности с кадровым обеспечением заводов и фабрик. Заменить ушедших на фронт мужчин пришлось женщинам и подросткам. Подростковый труд был уже не просто средством социализации, а активно использовался в промышленности и сельском хозяйстве, на транспорте из-за постоянной нехватки людских ресурсов. Парамонов В.Н. подчеркивает тот факт, что количество работающих подростков за годы войны увеличивалось, и это значительно компенсировало недостаток рабочих рук на заводах и фабриках: «В 1942 г. среди молодежи в возрасте до 18 лет, трудившейся в промышленности и строительстве, четвертую часть составляли 16-летние подростки. В 1944 г. среди рабочего класса страны насчитывалось 2,5 млн чел. в возрасте до 18 лет, в том числе 700 тыс. подростков» [14, с. 152 ] Ромашова М.В. обращает внимание на то, что в военное время дети начинали трудится на производстве с 12 лет. «Для них труд был стратегией выживания, а для советских властей - частичным решением проблемы с рабочей силой и материальным обеспечением иждивенцев» [16, с. 189 ]. Как видим, дети и подростки выполняли как полевые, сельскохозяйственные работы, так и домашние. Такой труд забирал все силы и энергию, порой был непосильным и даже опасным. Например, труд детей подросткового возраста широко использовался на Бондюжском химическом заводе. «Продолжительность рабочего дня подростков 1928 года рождения была установлена не более 8-ми часов. Подростки, не достигшие 16-ти лет, работали по 6 часов. Сверхурочные работы указанным выше подросткам запрещались» [19, с. 321]. Однако не стоит забывать о том, что нет никакой гарантии, что вышеперечисленные постановления соблюдались повсеместно. Подростки в военное время составляли треть рабочей силы, занятой в сельском хозяйстве, выполняли от 60 до 80% всех прополочных работ. «Во время уборочной страды подростки скирдовали, вязали и перекидывали снопы, перелопачивали зерно, сгребали и копнили рожь, окучивали картофель, возили зерно на элеватор и т.д. Работали в любую погоду, чтобы в срок закончить посевную или уборочную» [18, с. 2]. Кроме этого, подростки оказывали посильную помощь в ремонте техники, постройке зданий, пахали землю. Рабочий день для подростков определялся в 6-8 ч. В воспоминаниях детей юго-запада Брянщины и востока Гомельщины фигурируют два вида труда: помощь семье и труд по принуждению по распоряжению оккупационных властей. Последнее подростки-девочки вспоминали как мучение и оскорбление. Их отправляли на тяжелые и опасные работы, как взрослых. Зачастую инициатива принадлежала полицаям и старостам. «Когда началась война, мне было 13 лет…. До войны я окончила четыре класса, а когда уже началась война, когда нас забрали немцы, мы уже выходили работать, нас гоняли чистить шлях. Во время оккупации шлях манюковский считался еще замишевскими… заставляли, гоняли чистить его, чтобы туда и оттуда могли проехать немецкие машины, а зима крепко снежная была, снега было много, и каждое утро полицай ходили по дворам и выгоняли всех чистить дорогу, а горы уже высокие понакидали, что я даже не докидывала до этой кучи» [8]. «В зимнее время гоняли на снег…расчищать дороги…все это было бесплатно. В двенадцать годов немцы нас уже считали трудоспособными. Кто не пойдет – полицаи плетками били» [2]. Дети войны и подростки, вспоминая самый тяжёлый период в их жизни, рассказывают о том, каким образом проходили их трудовые будни: работа на огороде, уход за домашними животными, сбор грибов и ягод в лесу, заготовка дров, воды, угля. С.М. Ложечко в своей книге «Дети войны, или подранки» связывает свою помощь семье с работой на огороде: «Утром я получал от бабушки «наряд», что надо сделать мне за день. Я старался все сделать по раньше, чтобы осталось время погулять» [12, с. 79]. «С интересом копался в огороде, вытаскивал тоненькие морковочки и, вытерев о штаны, с удовольствием их ел» [12, с. 10]. Бондарева М. В рассказывает о том, какие виды работ она выполняла: «Нам гулять некогда было, ми носили дрови, траву с поля, дрови из леса, чтобы протопить печь. А якая тама игра могла быть еще? Понимаешь? И к вечеру надо принести шишки, чтоб грубу протопить, да у махотки бульбин скольки сварить» [3]. Жительница с. Чуровичи (Климовский район) Родичева В.П. тоже, как и многие дети помогала по дому и на огороде: «…я помогала. Работа была. Мама уходит, тебя отмеряет: «Это тебе вот участок, выполоть просто» [9]. В колхозах детей привлекали к работе очень рано, почти в 6-7 лет. В принципе, это можно было бы назвать, с некоторой натяжкой, нормальной практикой - ведь в обычных, не колхозных, крестьянских семьях детей тоже учат работать рано - давали работу по силам. Сергей Ложечко затрагивает вопрос о деревенском труде подростков в колхозе. При этом, автор подчеркивает, что данные работы были как принудительными, так и бесплатными: «В качестве оплаты за труд им засчитывались, так называемые, «трудодни», которые только осенью должны превратиться в зерно, или картошку, в зависимости от того, что уродилось в данном колхозе» [12, с. 53]. Мастюгина Е.Ф. рассказала нам о том, что дети были задействованы в тяжелых, порой непосильных работах на фермах с 5-6 лет и при этом бесплатно: «А тада как война, так работали…уууу…бесплатно…ничего не копейки. Вот, отработала - писался трудодень. Вот таких брали…Вот, тут город быв: помидоры, огурцы. Городняя бригада. Там такие как Ван наш…пять годов ему. А можа какому шесть будет. А трошки семь, восемь…годов со школы идеть на ферму дають ему коня. Маленький береть ведеть, а этой распашка…Такие уже помогали работать» [7]. Детские воспоминания Родичевой Валентины Петровны тоже связаны с работой в колхозе, когда девочка ходила за маму в колхоз, где трудилась наравне со взрослыми: « Я уже стала подрастать, так я за маму в колхоз ходила. Вот тут сельсовет, тут вот эти еще сараи стоят и зерно почему-то в этом сарае. И в сарае стояли веялки, но женщины все делали…Я уже малая, но наравне с ними…это самое…и крутила ж этот барабан-веяло» [9]. Оболонина Т.И. с девяти лет стала помогать матери на работе в колхозе, а иногда и вовсе замещала ее: «У колхози отработала, а на мать трудодни писали. Нас было пятеро…мы еще несовершеннолетние были» [10]. На вопрос «Вы считали себя большой или маленькой?» Оболонина Т.И. ответила: «Больше всех! То, картошку помогала матери копать и в свободное время ходила в колхоз…я даже пальцы поотрезала себе» [10]. После войны дети и подростки по-прежнему трудились в колхозах: «…после четвертого класса уже трудовая книга есть. Книжка была. Мы работали лето. Как наступало лето…где картошку пололи, где распахивали, поправляли. Вообщем вот так вот…Только вечером могли поиграть. Вот, где-то на скамеечке…последние сводки собираются, рассказывают… После седьмого класса уже на болото ходили в лаптях, грести сено» [6]. В дневниковых записях жителя г. Новозыбкова Дмитрия Гержедовича помимо домашних дел, чтение и рисование стало неотъемлемой частью практически каждого дня мальчика-подростка. В записи за 15 января 1942 года читаем: «Я начал рисовать картину «Золотая осень»)». Запись за 3 января: «Рисую картину. Читаю книгу Петр I». Дмитрий в годы оккупации работал сначала рабочим при комендатуре: «Работали немного дольше обычного. Пилили и кололи дрова». Будни подростков в военное время отличались от обыденности мирного периода. Так, Дмитрий отмечает, что свободного времени практически не было (14 апреля 1942 г.): «Придя с работы, я тоже копал. Времени свободного очень мало. В обед ½ часа и после работы 2 часа. Это время я уделяю изучению живописи (теории)». Мальчик-подросток также как и все подрастающее поколение помогал по дому. В записи за 16 мая 1942 г. читаем: «После работы я с мамой ходил на поле на наш участок». С 14 июня 1942 года подросток начал работать в учебных мастерских в художественном цехе. «Там я раскрашиваю игрушки, рисую картины, пишу вывески и т.д. Работаю 8 часов, с 6 до 3». Федор Даленкин в своем дневнике также указывает: «Поступил на работу 4/ VII- 1942 года в учебные мастерские Городской управы в игрушечный цех по изготовлению игрушек из дерева». Неубывающая потребность германской экономики в рабочей силе привела к тому, что с территории СССР в Германию на работы вывозились подростки в возрасте 14-18 лет. Жительница г. Новозыбкова Аккуратнова З.А. 1935 г.р. поделилась горьким воспоминанием о том, как младшую сестру матери хотели забрать в Германию на принудительные работы: «У нас еще большое горе было. Мамину младшую сестру ей было 16 лет…ее забирали в Германию. А все, кого они собирали сидели в банке…в здании. Вот, мама носила туда поесть все. Бабушка заболела. Сказали, что завтра будет отправка в 9 часов утра…А охранял наш знакомый. Мама пошла и уговорила его: «Пусти попрощаться с родителями». Мы рассчитывали, что она уже не вернется оттуда. А он и говорит: «У меня в 7 часов проверка, если не будет меня расстреляют». И мама дала слово, что она ее приведет. Отпустили… Утром рано мама встала и готовила там, что можно и побежала туда через весь город, чтобы ее пустили сюда на проверку. А тут говорят: «Вот, погнали их на вокзал». Понимаете? Без всякой проверки оправили раньше всех». Однако то, что девочка-подросток находилась некоторое время взаперти не могло пройти бесследно: «А когда они сидели в банке она сошла с ума… И она осталась дома…Намучились мы с ней» [1]. Мастюгина Е.Ф. тоже упоминает случай принудительного угона подростков и молодежи в Германию: «Гульни тут були уже взрослыми и девочки и мальчики. Вот, приехали с города… я не видала, шо приехали, все були пешком с автоматами. Собралась молодежь…девочек…таких уже взрослых, наверное, по восемнадцать, а я не годилась еще. Малая була. И погнали у Геманию…брали. Погнали на город пешком, разутые. И загнали около базара – банк стоить…его не могли разбить, не разбомбили. Бомбу кинули, а не попали, попали за базар, а он остался целым. И вот тады, как у Германию брали сестру. Загнали туда… у этот…соломы настелили и там жили неделю, две или три пока приедет оттудова покупатель…это ихний. А тада уже забирали. Один паренек убегав…побег сделав. Так, били…так он дурачком сделался. И его не взяли…Погиб» [7]. В то нелегкое время детишки лишились привычных детских радостей. Война смешала привычные возрастные планки. Ребята уже не играли в куклы и мячики - из-за экстремальности ситуации дети взрослели намного раньше и включались в общественно-экономическую жизнь страны наравне со взрослыми. Труд сыграл в этом процессе не последнюю роль. Труд был не только частью концепции воспитания советского общества, для большинства советских семей это была стратегия выживания, а для государства в целом частичным решением проблемы с нехваткой людских ресурсов. В 9-10 лет дети не чувствовали себя детьми, не называли себя подростками, а использовали разные самоопределения: помощница, девчата, старший и старшая. «Дети войны» описывают помощь семье как важный этап их взросления. Оболонина Татьяна Ивановна 1935 г.р. на вопрос «Считали ли вы себя ребенком в годы войны, помните ли эти годы как детство?» отвечает так: «Помощницей!» [10]. Самая старшая из наших собеседниц Мастюгина Евгения Фоковна 1928 г.р. упоминает повседневные обязанности девочки-подростка: «Помощницей была! Помогали так: мать идеть на работу у колхоз, а нам корзину травы; тряпки повымыть, пополоскать у речки; задание- чтоб полы…» [7]. Ковалев Н.С. связывает свою помощь семье с присмотром за младшими братом и сестрой: « Мы уже подрастали…Гришку смотрев и Шурку…» [5]. Неслучайно книга жителя г. Унечи С. М. Ложечко носит название «Дети войны, или подранки» [12]. Возвращаясь к своему детству, автор говорит, что он должен был осуществлять работы «до каменных мозолей»: «После первого сентября я стал считать себя взрослым. Интересно, что так считали все. Часто говорили: «Ты уже взрослый, делай…» И поясняли, что я должен теперь делать. А дел у меня неожиданно прибавилось. Если я раньше ходил в магазин, работал на огороде, носил воду, дрова, уголь, то после первого числа на меня навалились все работы в погребе, которые раньше нам помогал делать Леня Романов, ремонтировал многочисленны потолки, делал закутки для картошки, морковки, готовил к засолке капусты и огурцов бочки» [12, с. 79]. Подростки и дети были охвачены единым порывом поскорее улучшить жизнь: собирали металлолом и макулатуру, помогали убирать урожай в колхозах, шефствовали над престарелыми людьми, младшими братьями и сестрами. Летом отправлялись в лес, но не для того, чтобы погулять, а, опять же, для работы. Так, жительница д. Рудня-Цата (Климовский район) упоминает занятия подрастающего поколения военных лет, которые сводились к тому, чтобы обеспечить себя и свою семью каким-либо пропитанием: «Да пойду на речку ходила вот…ены мужчины ловили рыбу, такие щуки большенные ловилися…а мы малыши маленькую пособираем рибку…у такие маленькие платочки…а они нас и не прогоняли…не чапали…собираешь и собирай рыбку. Тогда понесу бабе тую рыбку, отдам. А баба уже сваря супу с той рыбки. А потом шли ми …с бабой по щавель. Ох, я любила по щавель ходить» [5]. Обеспечение минимальным пропитанием членов семьи становилось едва ли не главным занятием детей и подростков в период оккупации. Евгения Фоковна вспоминает, что в военное и послевоенное время была настоящая «голодовля»: «Жили… сами себе. Безвластие. Сами сеяли, сами ячмень толкли. Матка задагаить по очереди…крупы делали. Надо було сходить чеманов собрать – бульбачка на поле, в колхозах копаная…она сгнила, а там такая оставалась не выкопалася. И вот ходишь собираешь…ее. Она уже высохла, а так очистка отходить. А там и червяки и пекли с их перепечки-лепешки. А я ела, ем…у так…зажмурюсь и укусю… Клеверу нарвем, посушим. А тада потрем и перепечку спечем. Было голодовля…» [7]. С.М. Ложечко отмечает, что девочки-подростки «с лопатами ходили по домам и дворам и предлагали всем помощь в перекопке огорода. Не за деньги, а за то, чтобы их покормили» [12, с. 39]. В послевоенный период наметились изменения в культурных потребностях детей и подростков, способах проведения ими своего свободного времени. Сергей Ложечко вместе со своими друзьями старались самостоятельно заработать деньги на кино, собирая металлолом, которого после войны было достаточно: «Но жизнь такая трудная, что в доме каждая копейка на счету, поэтому от родителей брать деньги нельзя. Их надо заработать самим. Для этого есть металлолом» [12, с. 58]. Однако домашние дела по-прежнему были на плечах подрастающего поколения. Родичева В.П. рассказывает о том, что, будучи уже в подростковом возрасте хотелось разнообразить повседневность походом в кино: «Кино было, это я ж уже подросла. Было, что бабушка даст пять копеек на кино. А мама: «Нет-нет, Валя, никакого кино! У нас работа» [9]. В праздничные дни девочки особо любили принарядится, особенно ценны были такие праздники как: Пасха, Новый год, Масленица. Мастюгина Е.Ф. с радостью вспоминает свои платьица и сандалики, которые шились и покупались специально к Пасхе: «Мы тогда ходили разутые: ни носков, ни сандалией. Купляли тока к Пасхи: платьице шили и сандалики. На первый день Пасхи надеть и по деревне, по яички…собирать» [7]. Память Евгении Фоковны хранит моменты, связанные с празднованием Масленицы, но уже после войны: «Праздники…как запрягуть два коня, как привяжуть ленты на масляной…на сани понасядяца усе…кто как…А тама где дома стоять, там была большая горка. И там жил человек и сани були, вывезуть сани по пятнадцать на головы. А какие праздники устаривали…Какие гульни устаривали…Такие же були маевки, такая дружба була…Сейчас время…люди чуть совершенно не тые, другие люди уже. А тогда були как одна семья. Сейчас соберутся свое родные, тока свое…» [7]. Чаще дети военных лет не видели елок в своем доме. Причина кроется в нехватке места в жилище и отсутствии елочных украшений. «Нет. Да, мы не ставили. Не было игрушек, это раз. Во-вторых, я когда-то еще там в этом…жили в комнатушке, печка, одна коечка и столик. И я помню с Шершневой туда ходили и вырубили елочку-ель такую. Я принесла домой: «Мам, я так хочу елочку поставить». Она: «Ну, куда ты поставишь…а где есть? Пить? Негде же». Так, что нет, не ставили…» [9]. В одном из рассказов все же елка была не в школе, а в доме: «Это редкость если у кого-то есть знакомый…кто…вот, ездили мужчины в лес на…разрабатывали…и мог привезти. Только вот кому-то знакомым. Все дети собирались с улицы посмотреть эти игрушки. А так резали значить что? Брали и складывали вот бумагу…колбух называли…колбух. И туда ложили еще луковицу, чтобы он раскрылся же и вешали на елку. И снежинки, конечно, вырезали вот. Цветочки если кто-то мог. У нас даже была…бумаги это если из-под конфет тоже редкость была. Вот, из этих фантиков делали цветочки разные тоже. Это украшение можно считать для нас было, потому что, конфеты мы ели только горошек, подушечку» [6]. Делясь воспоминаниями, наши респонденты подчеркивают групповой характер игр, которые объединяли мальчишек и девчонок. Самая младшая наша собеседница Лузик Л.И. 1945 г.р. поделилась воспоминаниями о первых послевоенных игрушках и играх: «Нашли одежду…пиджачок или что там, сворачивали. Наш платок, покрывали, делали как бы лицо. И это у нас были куклы такие. Из нашей же одежды» [6]. «Мяч делали…Или резина вот какая-то сырая была…вырезали. Из шерсти лошадиной валяли, но я уж этого не делала. Обычно это ребята делали- мальчишки, или так кто-то из взрослых. Валяли вот мяч этот» [6]. «Играли на улице значить. У нас назывался «крётс», но это «чиж». Палочка и зачиняная как карандашик с обоих сторон…вторая. Вот мы бьем и поддеваем. Значить это…классики, мяч. В «перебеганочку» играли с мячом. Делятся команда…две команды. Одна становится в поле как назывались, другая бьет. То есть, одна команда бьет мячик, а другие пока не поймают его…мячик этот… они стоят там и ловят, бить им нельзя значит. Или поймают или тебя застукают…Значит бьет из этой команды, вот он ударил по мячу и должен бежать на определенное расстояние, там от меряется какое расстояние. Если тебе…пока бежишь до этого назначенного места из той команды, которая в поле засалят, то есть стукнут мячом этого, который бежит в поле. Значить меняется команда и так же бьет, а эта идет в поле» [6]. Для территории брянско-гомельского пограничья характерны не только общепринятые, но и специфические, компоненты традиционной обрядности в формах общения подрастающего поколения. Так, в своем научном труде Т.А. Мищенко «Девичество как «непроявленный» элемент традиционной культуры (по материалам записей традиционного фольклора Восточного Полесья)» отмечает: «Проведенные опросы показали, что на территории брянско-гомельского пограничья девочки-подростки и юные девушки также присутствовали на различных собраниях молодежи (посиделках, вечорках, игрищах), при этом между ними соблюдалась своеобразная иерархия: «На пасиденках было десять девак, можэ тринадцать. У кауохарошый уолас — песни пають, у кауо плахой — взад вставай. Ну куту сидели пастаршые, а мы [младшие] вже были… [за спинами]. А порой старшие брали в свой коллектив младших ради увеличения его численности, так как хозяева старались сдавать квартиру для посиделок группе с большим количеством девушек» [13]. То есть, вечорки, посиделки— это форма общения сельской молодёжи на территории брянско-гомельского пограничья, которая проводилась в виде вечерних сборищ, собраний. Для такой формы общения было характерно совместное времяпровождение молодых парней и девушек. Оболонина Т.И. рассказывает о вечорках, которые проходили в вечернее время. Такие собрания могли включать в себя разные формы совместной коммуникации, такие как игры, танцы, песни: «Играли у шпионов…это игры были детские. На гармошке – это вечера уже были. Так, это расческа или гребень, что пряли…газету поставять и тырдым. И знаете, у нас одна так хорошо играла через эту вот гребенку». На таких вечерах наблюдались и первые попытки установить отношения с противоположным полом, например, игра в поцелуи: «Вот, и игры у нас были. Скамейку поставять и в целованья гуляли: если ты не туда перевернешься, а он туда, а если умести, то значит целуйся. Вот это такое было» [10]. Мастюгина Е.Ф. упоминает о таком моменте возрастного перехода, когда вместо игр и игрушек девочке хочется украсить себя: «А как хотели уже подрастали… так хотели и каблучков. Так как война пробыла фабрику разбили, а там були каблучки, так мы бегали туды за каблучками. Их сажали у сапог, а мы привязывали на шнурок…сюды и сюды…и зашнуровывали. И так на каблучках ходили девчатками. *смех*» [7] Сергей Ложечко в своей книге «Дети войны, или подранки» обращает внимание на смену привычных взаимоотношений девочек и мальчиков в период взросления: «Когда мы пошли в школу, то оказалось, что мы совсем разные, что девчонки – это одно, а мальчишки – совсем другое. И первыми это стали замечать девочки, кто из мальчиков красивее, кто сильнее, кто глупее. Девочки выбирали себе лидеров и старались сдружиться с ними, хотя, порой, эти «лидеры» ничего не понимали в такой дружбе» [12, с. 82]. Автор отмечает момент связанный с так называемой детской «дразнилкой», которую говорят (кричат), если мальчик и девочка дружат или идут вместе. Эта «дразнилка» вызывает чувство обиды, стыда у тех, к кому она обращена: «Но подошло время, когда уже стали дразнить «женихом и невестой» друживших между собой девочек и мальчиков, хотя не все еще до конца осознавали, что это значит. Стало вдруг стыдно сидеть за одной партой девочке и мальчику, хотя многим это нравилось» [12, с. 83]. Изучение устных свидетельств юго-запада Брянщины и востока Гомельщины даёт яркое представление об особенностях становления личности подростка, его переход из детства в иное состояние, предшествующее статусу молодого человека в условиях военного времени. Это особый период в жизни человека, который подростки военной поры как-то пытаются для себя самоопределить, показать свое место в семейных взаимоотношениях, преодолении трудностей и лишений военной поры. Они в основном приверженцы коллектива, любят свою малую Родину, хотя и пережили вместе с ней такую огромную трагедию. Список литературы
| |
Просмотров: 100 | | |
Всего комментариев: 0 | |