Благодаря автобиографической повести Ложечко С.М «Дети войны, или подранки» мы встречаемся с Унечей 40х-50х гг. прошлого века.

Некоторые из вас, уважаемые подписчики, её такой не помнят, некоторые не знают и не могут знать, потому что родились значительно позже, но для некоторых это будет погружение в своё детство и юность.

          И предваряя мысли, которые могут возникнуть у некоторых наших читателей, вначале цитата автора: « Каждый, кто пережил военные и послевоенные годы, может многое добавить к моим запискам, многое опротестовать, остаться недовольным, потому что не у всех память устроена одинаково. Кто-то из прошлого вспоминает всё плохое, что случилось с ним, а кто-то среди плохого выискивает события и дни, оставившие в памяти хорошие, радостные воспоминания.

Я хотел оградить читателей от переживаний по поводу военного лихолетья, поэтому в этих записках вспоминаются не только наши страдания, но и наши надежды, что впредь всё будет хорошо».

          Вот такой книга и получилась: светлой, жизнеутверждающей, доброй и позитивной.

А для нас, сотрудников музея, она  – ещё и кладезь краеведческой информации. О людях, живших в то время, об укладе быта земляков, о городе середины 20 века.

Предлагаем вашему вниманию фрагменты из книги «Дети войны, или подранки». И вначале несколько детских воспоминаний автора:

 «В нашем доме на Стальной очень много детворы. Приходят к нам и соседние мальчишки и девчонки, но наши сборища проходят  очень тихо. И игры у нас какие-то тихие. Война научила нас не шуметь. У многих отцы воюют.

Девочки возятся больше с самодельными тряпичными куклами, а мы строим себе машинки на деревянных катушках из-под ниток.

Иногда играем в войну, приспособив палки под автоматы, и всегда побеждаем своих врагов. Гитлера то вешаем, то расстреливаем, и часто тот, кто в игре изображает немцев, уходит с побитым носом. И никогда не плачет, понимает, что так и надо этим фашистам. Конечно, никто не хочет изображать, например, Гитлера, и мы делаем это по очереди».

 «Да, мы жили по карточкам. Их получали на месяц. Все были прикреплены к определенным магазинам, и все, что было необходимо человеку, выдавалось только при наличии карточек, но и, естественно, денег. Без карточек можно было купить только «ржавую» бочечную селедку. Откуда такие залежи морепродуктов в Унече, не знал никто.

Хорошо только, что исправно работала пекарня, и карточки на хлеб отоваривались регулярно.

Какой чудесный ржаной черный хлеб! На разрез он дырчатый, как сыр, и эти дырочки блестели и вызывали аппетит. Буханки большие, двухкилограммовые , пахли вкусно, а если попадалась хрустящая горбушка, то это приводило за столом к розыгрышу по жребию. И еще, если отрезать маленький кусочек черного хлеба, капнуть на него несколько капель подсолнечного масла и посыпать солью, то получается деликатес, равного которому я не кушал никогда. Главным пекарем в пекарне был Осман Карамемешев, настоящий турок, неизвестно какими путями попавший в Унечу, гордый и независимый старик. Унеча уважала его за его искусство».

«Были свои трудности и у детей. Не было учебников. Школа выделяла бесплатные учебники, но только один на троих-пятерых школьников.

Не хватало тетрадей. Их по вечерам мы изготавливали сами. Чернила в школу надо приносить с собой. Чернильницы, или просто какой-нибудь пузырек от лекарств носили в маленьких мешочках, называемых почему-то кисетами. В морозные дни по дороге в школу чернила успевают замерзнуть, и перед первым уроком их надо было руками отогреть, чтобы можно было писать».