После вторжения в СССР 22 июня 1941 года, немецкие войска с каждым днем стремительно сокращали расстояние от западной советской границы до среднеевропейских областей России. С приближением вермахта, из районов, которым угрожала оккупация, началась масштабная эвакуация производственных мощностей и людей в тыл, в основном на Урал. В число таких районов входила и Унеча. Эвакуация проводилась в спешном порядке, поскольку враг слишком быстро продвигался на восток. Из Унечи эвакуировались партийные и советские работники вместе с семьями. В тыл также уезжали унечские железнодорожники. Из сел и деревень на восток увозили колхозный скот, ценную сельхозтехнику. Спешно уезжало еврейское население.

К началу августа 1941 года советскому командованию еще не было точно известно, из какого района немцы начнут основное наступление на наш регион – со стороны Гомеля или со стороны Рославля. Участились начавшиеся еще с первых дней войны налеты бомбардировщиков люфтваффе на Унечу, которая рассматривалась немцами как ключевой оборонительный пункт между Гомелем и Брянском.

К 17 августа 1941 года немецкие войска были уже на ближайших подступах к Унече. Непосредственно Унечу обороняла входившая в состав 13-й армии 148-я стрелковая дивизия.

В «Унечской газете» № 73 за 09 мая 1995 г. напечатана статья «Забыть их не имеем права» внештатного корреспондента И. Торба о прорыве в августе 1941 года окружения в окрестностях Найтопович, Рюхова, Нежданова и Шапочки. В статье приведены воспоминаниями Надежды Максимовны Абрамовой (Винокуровой), которая служила медсестрой 13-й армии. Оказавшись в окружении, она осталась в тылу и вступила в партизанский отряд №1 им. Ворошилова. Вот что она пишет:

«…Это было в августе 1941 года. Наш 3-й дивизион 462-го корпусного артполка, отступал, выходя из окружения, вместе с тылами 132-й стрелковой дивизии 13-й армии. Мы везли материальную часть, но пушки наши бездействовали, не было снарядов, а фашисты наседали со всех сторон. Перед рассветом подошли к перекрестку дорог: железной из г. Унечи – на юг и шоссейной Злынка – Почеп (так написано в ее письме). На запад от перекрестка (переезда) – с. Найтоповичи, на восток – Рюхово. И там, и там – немцы, а нам надо прорываться на юго-восток. Единственный выход – пересечь этот перекресток дорог. Немцы простреливали его. С восходом солнца налетели самолеты, они бомбили дорогу, колонну, перекресток. Первые бомбы разнесли машину с ранеными. После бомбежки с запада двинулись фашистские танки. Они зажимали нас в кольцо, подползая все ближе. Я увидела, как опустились плечи у командира лейтенанта Н.М. Ковчур, и он вытирал пот, появившийся на лбу, хотя утро было не жаркое. Командиры выстраивали подразделения и готовились к броску против танков с гранатами, чтобы обеспечить проход через перекресток. Было ясно, что они шли на смерть ради других.

А враг зверел: его танки, ведя огонь из орудий и пулеметов, все ближе подходили к нашей колонне, сзади них шла орущая пехота, и мы уже различали отдельные лица. И вдруг прямо по обочине из нашего тыла группа красноармейцев катит 45-миллиметровую пушку, а сзади бойцы тянут телегу, нагруженную снарядами. Они выбежали вперед, потом взяли вправо и выкатили пушку на пригорок. Засуетились возле нее, устанавливая для стрельбы. Нам все это хорошо было видно, работали слаженно, быстро. Одни копали, другие подносили снаряды – и вот уже наводят танки. Фашисты, кажется не поняли, что происходит. И вдруг щелкнул выстрел, затем второй, третий, и вражеский танк задымился. Огонь перенесли на другой танк, который был ближе к перекрестку и закрывал проход нашей колонне.

Фашисты опомнились и открыли огонь по смельчакам из орудий и пулеметов. Расчет быстро сменил позицию и продолжил стрельбу. На броне танка сверкнул огонь, танк попятился, но тут же произошел взрыв. Другие танки начали отходить. Дорога оказалась свободной. Наш командир дает команду «вперед», и колонна рванулась через перекресток (переезд). Фашисты сосредоточии весь огонь на пушке, и этого оказалось достаточным, чтобы наш дивизион и тылы 132-й дивизии проскочили перекресток и углубились в лес в районе села Высокое.

Мы стояли на опушке леса и следили за действиями наших героев. А смертельная схватка продолжалась. Бойцы падали и уже не вставали. Их места занимали те, кто был у тележки со снарядами. А командовал ими высокий энергичный командир.

- Старшина Попов, - сказал кто-то рядом. – И откуда он пушку взял?

- Я вспомнила, что в полку был старшина Попов, стройный, аккуратный, голубоглазый, со светлыми волосами. Таким он остался в моей памяти.

А наша колонна катила и катила: машины, кухни, медсанбат, на ходу подбирали раненных, оттаскивали в сторону убитых. Внезапно стрелявшая пушка умолкла, и все смотрели туда. Она стояла сиротливо, и возле нее – никого. Но вот выросла снова фигура старшины и рядом еще один боец. Они опять открыли огонь. И вот боец упал. Старшина остался один. Он подбежал к телеге, взял связку гранат и пополз к танкам… Так ценой своей жизни Попов со своей группой обеспечил наш выход, спас сотни жизней советских солдат».

Есть место, есть фамилия, есть история подвига. Далее Абрамова пишет, что она обращалась в архив, но ей ответили, что 462-й корпусной артполк за 1941 год архивы не сдавал. Так они и остались без вести пропавшими…

Абрамова (Винокурова) Надежда Максимовна, 1912 г.р., уроженка д. Шараевщина Могилевской области. 

В 1985 году награждена орденом Отечественной войны II степени.

Воевала в Бобруйске, была партизанкой. Со своим мужем познакомилась в лесу, он тоже был партизаном. Вместе они прошли всю войну и остались до конца жизни жить в Бобруйске.