Голик Н.А.,

директор Унечского краеведческого музея

Ф.1 Соломон Бажалкин: «Уцелел я один…»

История спасенного узника унечского гетто.

         Ф.2  «Уцелел я один…» - так называется интервью, которое дал о своем спасении израильской газете ещё в 1995 г. наш земляк Соломон Бажалкин. Это не совсем верно. На самом деле от мартовского расстрела 1942 года в Унече спаслись ещё две девушки Мария Басина и Татьяна Жиц, но Соломон об этом, конечно, не мог знать.

          Ф.3 Моё выступление посвящено ему, Соломону Бениаминовичу Бажалкину, спасенному узнику унечского гетто. Его судьба – это судьба сильного, целеустремленного человека, сделавшего себя, карьеру, которого не смогли сломить ни трагические обстоятельства, ни несправедливости, ни жизненные невзгоды.

      Соломон родился в маленьком железнодорожном поселке Унеча 19 апреля 1928 года. Ф.4 Его родители были уважаемыми и порядочными людьми. Отец, Бениамин, был сапожником, верующим человеком, добрым и нерешительным. А мать, Любовь, наоборот, считалась женщиной современной, активной. Какое-то время она была депутатом, а потом возглавляла общественный уличный комитет. Родители трудились всю жизнь, так же воспитывали и детей - трудолюбивых и честных: дочерей -  Марию и Цилю и сына Соломона. Дети учились в еврейской школе - хедере, хорошо знали идиш.

          Буквально перед самой войной, летом 1941 года мать съездила в Ленинград и забрала дочку брата – восьмилетнюю Милочку Рыклину на каникулы. Ф.5

          То, что начнётся война, никто не предполагал. В воскресенье 22 сентября в Унече был базарный день, сюда съехались крестьяне из окрестных деревень и сёл. А городские власти, напротив, из Унечи уехали, - недалеко от города, в воинской части отмечали открытие летнего лагерного сбора.

          Известие о войне поразило и вызвало смешанные чувства у жителей города… В своих воспоминаниях Соломон Бениаминович отмечает как самое сильное из них - ощущение патриотизма. Его мать, немолодая уже  женщина, бросилась рыть окопы, потом подготавливать госпиталь, потом печь для фронта хлеб. Дети ей помогали во всём. И каждый день горожане провожали на фронт родственников и друзей. Девять двоюродных братьев Соломона ушли воевать. Казалось ещё тогда, что фронт – это где-то там, далеко… И там всё в порядке. Но через Унечу везли войска, день, два. А потом повезли обратно – раненых, искалеченных. А потом город стали бомбить. Ф.6     

В связи с тем, что Унеча – крупный железнодорожный узел,   бомбили её особенно жестоко…

         Из воспоминаний Соломона: «Бомба попала в цистерну на нефтебазе. Весь город покрылся сплошной пеленой чёрного дыма. Мы бросились, рискуя жизнью, откатывать с нефтебазы вторую цистерну. Тогда и пришло ощущение, что война – не где-то, а здесь. Напряжение нарастало. Бомбили сильнее и сильнее».

      Эвакуироваться семье Бажалкиных не удалось. В те страшные дни люди много творили ошибок. Руководство в городе никто практически не осуществлял.

          Приняли решение вместе с родственниками идти в Стародуб, к дедушке – Хаиму Иегуде Рыклину. А там – невестка деда с тремя детьми, её больные родители, да и сам дедушка еле ходил. Стародуб не бомбили, они решили никуда больше не идти – как же взять с собой столько больных людей и малых детей? И оставить их тоже никак нельзя.

         Дни тянулись. По радио передали, что немцев отогнали от Гомеля. Сестры Соломона уговаривали родных уходить. Чтобы спросить, что делать, мать отправилась в горсовет. Там её обвинили в трусости. Назавтра в город вошли немецкие танки. Ф.7 Никто не оказывал им сопротивления. Они ехали и стреляли по городу, не особенно целясь.

         Соломон так описывает первую встречу с немцами: «Увидев танки, мы сообразили залезть в канаву. Гусеницы проползали над головами, мы жались к земле, оглушённые, еле живые. Мы едва осознали, что остановился один из танков, что немец, направив на нас пистолет, приказал подняться. Мы вылезли с поднятыми руками. Нам махнули, мол, быстро отсюда домой!

         Немцы вошли в наш двор, принялись почему-то сразу доить корову. Кто-то разделся, обливаясь водой из колодца. Кто-то последовал его примеру. Они смеялись, хозяйничали, не обращая на местное население никакого внимания. Странные там происходили случаи. Как-то немец увидел, что Милочка плачет. «Евреи?» - спросил он у матери. Мама кивнула. «Плохо вам будет» - предупредил непрошеный гость, угостив Милочку шоколадом».

         Семья Бажалкиных снова решила бежать. Продвинулись недалеко, до оврага в лесу. И вылезти из него не могли неделю. Там советские части, как оказалось, прорывались из западни. Но немцы вызвали подкрепление и почти всех накрыли. Потом фашисты ушли далеко вперёд.

          Бениамин Бажалкин был хорошим сапожником, его заказчиками были крестьяне. Он надеялся, что в деревне его семью приютят. И правда, взять их были согласны. Но с условием, что отец примется за работу. Крестьяне, как только закончился бой, бросились в лес мародерствовать. Седла остались в лесу, сбруи…да и сапоги на убитых, одним словом, кожа.

          Но отец Соломона был верующим, чистым человеком. «Нельзя, - говорил он, - из этого материала обувь шить…». И им снова пришлось уходить. Но куда? Соломона послали в Унечу, посмотреть, как там. А там – обломки сгоревшего города. Вместо их дома – голая чёрная печь. Мать туда как положила однажды тарелки, так они там и лежали. Целые. Стен больше нет, а тарелки в печке лежат. Он тарелки те взял  и вернулся. Пристанище семья нашла в д.Волкустичи. А скоро они получили весть о том, что в Стародубе уничтожают евреев.

          Ф.8 Историческая справка: «За «отказ переселиться в гетто» АК-8 айнзатцгруппы В 25 октября 1941 было  расстреляно 272 еврея. В гетто было согнано  около 1 тыс. евреев. Из них до весны 1942 там умерло 153 узника. 1 марта 1942 расстреляно свыше 800 узников. Общее число жертв Холокоста в Стародубе составляет более 1,2 тыс. человек».

          29 декабря  увели отца Соломона. Позже стало известно, что увели его недалеко, -  в соседнем дворе застрелил отца полицай, раздел и припорошил снежком. Наутро всю семью посадили в подводу и увезли в Унечу.

          Ф.9 А там здание птицекомбината превратили в гетто, куда согнали всех евреев района. Из воспоминаний Соломона: «В огромной комнате встретили мы почти всех своих родственников. Им, как и нам, далеко уйти не удалось. Теснота, голод, холод, болезни пошли… Два с половиной месяца существовало гетто. Два с половиной месяца мы жили в аду. Нас били, гоняли на работу и снова били. За выход из здания полагался расстрел. Но стреляли по поводу и без повода. Русские полицаи по окнам стреляли, так, для забавы.

    Ф.10       Старики умирали, не выдерживая напряжения. Хоронить их не разрешали. Так и лежали они, среди нас, облепленные насекомыми. Чья очередь умирать – угадать было трудно. Однажды вытащили старика – он и так-то едва ходил, - застрелили и написали:  «Этот жид убит потому, что он не работал». А в другой раз поймали моего двоюродного брата, Соломона Ошерова, оттащили в другую комнату и избили до неузнаваемости. Когда его волокли на улицу, я увидел кровавое месиво.

          Они рвали на части людей, отдирали руки и ноги… Отца Соломона заставили вырыть яму для мёртвого сына. И потом заровнять.

          Страх стал зримым. Люди уже собой не владели – тело не подчинялось, не слушался речевой аппарат. Я брал сестричку Милочку на руки, прижимал посильнее к груди, но она тряслась, бедная, не унимаясь. И сквозь стучащие зубы прорывался непрекращающийся, нечеловеческий стон.

         В марте через окно я увидел приближающиеся подводы. Одну – с цыганами, а вторую – с вооружёнными карателями. «Мама, - сказал я, - это конец». Цыган затолкнули к нам, ненадолго. Как стемнело, и тех, кто сопротивлялся, и тех, кто едва ходил, построили во дворе, лицом к зданию гетто. Никто уже не кричал и не плакал…

         Повели нас по улице – маму, сестричек моих родных и двоюродных, мамину родню, папину, всех, с кем я рос и кого привык видеть с самого детства. «Беги, сынок», - прошептала мама…»

Ф.11 Из акта злодеяний, совершенных немецко-фашистскими захватчиками над мирными гражданами района от 10 мая 1944г.: «Все пленники гетто, а это евреи и цыгане в количестве 342 человека в возрасте от 9 месяцев до 80 лет, были расстреляны 15 марта 1942 года в районе бывшей сенобазы. Взрослые расстреливались поочередно, а детей били голова об голову и сбрасывали в яму, периодически бросая в могилу гранаты в еще живую стонущую массу женщин и детей…»                                                                        В 1975 г. на этом страшном месте был установлен обелиск. Ф.12 В этом юбилейном году памятник был реконструирован: установлен новый обелиск и ограда.

В нашем музее хранится список расстрелянных 15 марта, всего 130 имен. Там значатся целые семьи, уничтоженные фашистами: Азерские (4 человека), Беньковичи (4 человека), Геценок (5 человек), Каганы (две семьи общей численностью 11 человек), Карпачевы ( 5 человек) и многие другие.

К сожалению, список считается неполным, поскольку не сохранились сведения, собранные общественностью в первые послевоенные годы.

Очевидцы тех событий вспоминают редкие случаи чудесного спасения. Вот что рассказала нам бывшая малолетняя узница ветеран ВОВ Басина Мария Матвеевна: «Узники знали, что их расстреляют, плакали, кричали, но вырваться из гетто не могли. Я и моя подружка Таня Жиц обнаружили в полу нашей камеры неприбитые доски, и спрятались под пол.  Через несколько дней всех узников расстреляли. А мы чудом остались живы. Спустя какое-то время мы выбрались из укрытия, ночью пролезли в лаз под колючей проволокой и ушли в лес под Найтоповичи». Там они попали в партизанский  отряд. К огромному сожалению, Таня Жиц вскоре погибла, напоровшись на фашистскую засаду, а Мария пробыла в отряде 17 месяцев, до самого освобождения Унечи нашими войсками. После освобождения попросилась на фронт добровольцем, стала связисткой и дошла до Берлина.

О побеге Соломона вспоминает бывшая малолетняя узница Мельникова Л.Ф. Ф.13: «Когда группу евреев вели по улице Калинина на расстрел, один 13-летний мальчик ускользнул от конвоя, юркнув в куриный лаз, а через него – в сарай. На шум в курятнике пришел хозяин, разрешил парню переждать там, пока полицаи рыскали по округе. Ночью мальчишка ушел в деревню Нежданово, где его спрятала одна местная жительница, хотя сама при этом очень рисковала. Когда стало небезопасно, она вывела его к опушке леса и сказала: «Иди, вон лес, там твое спасение». 

      Соломон смог убежать в лес. В лесу  он  действительно встретил  партизан, воевал с ними какое-то время. При первой возможности его отправили в Москву.

         Ф.14 Из воспоминаний дочери Соломона Бажалкина Любови Лезновой: «Ему было 14 лет. Он был 1928 года рождения и для того, чтобы его приняли в военную школу, он прибавил себе год. Так он стал по документам  1927 года рождения. Ф.15 Ему просто негде было жить. Потом он поступил в военное артиллерийское училище  в Ленинграде, по окончании которого младшим офицером был направлен на службу в город Луга. Ф.16 Надо сказать, что молодые офицеры всегда старались перед направлением на службу жениться. Но отец, видно, уже служил, когда его познакомили с моей мамой. Это было в 1954 году. Отцу было 27 лет. Это значит, что 12 лет он был совсем один без семьи, а он очень хотел иметь семью, Но, видно, был не готов после всего, что произошло».

         Ф.17 Девушку звали Инесса Брук (и отец ее Ошер Аншель Брук , кстати, родом из Почепа.) Её направили на  работу главным санитарным врачом. Ей было 22 года.

         В 1955-м году в семье Бажалкиных родилась дочь, её назвали в честь бабушки Люба, а внучку назвали в честь сестры Соломона Марией.

         Через год Бажалкин получил назначение в Ленинградское артиллерийское училище, жена уговорила его это назначение принять. Им дали комнату в общежитии офицеров во дворе училища.

        Ф.18 Годы службы шли. Училище стало высшим учебным заведением. Соломон Бениаминович получал очередные звания, заочно учился в академии и стал преподавателем на кафедре,  связанной с ракетными установками. В 1985г. к 40-летнему юбилею Победы Соломон Бениаминович был награждён Орденом Отечественной  войны 2 степени. Ф.19 После отставки в звании полковника  он стал работать в гражданской обороне.

          Из воспоминаний дочери Любови: «Отец очень скучал по Унече. Один раз мы все вместе поехали в Унечу, помню только одно имя - тетя Хана. Отец поехал туда еще раз на какую-то встречу один и приехал домой просто больной. Эти поездки давались ему очень тяжело. Видно, воспоминания убивали его. Мама запретила ему туда ездить в дальнейшем. Действительно, его психологическое состояния было тяжелым. Мы просто не знали, как оградить его от прошлого, психологи тогда не были в моде. Всю свою жизнь он боялся слова “еврей” и мечтал о “еврейской жизни”, которая была у него в Унече».

        Ф.20  В марте 1990 года близкие с большим трудом уговорили его на переезд в Израиль. Там он был счастлив:  еврейская страна и вокруг столько евреев. Он на самом деле мечтал об этом всю жизнь, не об Израиле, а о еврейской жизни. В Израиле работал в охране. Соломон Бениаминович умер в 2009 году. Сейчас там живут его жена, Инесса Оскаровна 82 лет, дочь Любовь Лезнова с мужем, внучка Мария с мужем и двумя дочерьми.